И, наконец, как будто мне мало было только что перечисленного объема работ, на предпоследнем ужине величества сообщили мне, что Маша снова ждет ребенка. Я их поздравил, но вчера утром, позвонив Мари, услышал, что у них в Ливадии все в порядке, дети наездились на своих мотоциклах и теперь купаются, Рекс загорает, а мне надо готовиться к тому, что у Насти скоро появится братик – или сестренка, в самом крайнем случае. А до кучи забежавший ко мне сегодня Боря сообщил, что скоро он черт знает в какой раз снова станет отцом, то есть и третье величество решило последовать по стопам первых двух.
– Допрыгался? – ехидно спросил я его. – Теперь изволь жениться, ибо вдовствующая императрица в роли матери-одиночки может вредно повлиять на имидж державы.
– И женюсь, – выпятил грудь Боря, – главное, чтобы человек был хороший, а жена он или любовница – дело десятое. Вот приму православие и сразу женюсь. Как тут это делается, не подскажешь? Сам понимаешь, я не про свадьбу.
– Ладно, позвоню отцу Антонию, так что, когда вернешься в Георгиевск, он тебя мигом окрестит в нужную веру, и мявкнуть не успеешь. Кстати, ты пока «Отче наш» выучи, а будет время – еще и «Символ веры», хоть он и длинный. И расскажи своими словами, как там сегодняшние испытания, я еще отчет не прочитал.
– Примерно как и ожидалось, дальность удалось увеличить до тридцати километров на нашей аппаратуре и до пятидесяти на стянутой оттуда. Причем на ней явно можно попробовать управление и с самолета, скоро оборудуем одну «Выхухоль». Тогда, глядишь, и пригодятся твои ракеты с пульсирующими движками, а сейчас и твердотопливных с запасом хватает.
Наши крылатые ракеты выпускались с твердотопливными либо пульсирующими воздушно-реактивными двигателями, имея дальность полета семьдесят и двести километров соответственно. Пульсирующими оснащалась в основном модификация с пилотской кабиной вместо аппаратуры телеуправления, и три четверти таких изделий поставлялось в Японию. У нас же имелся небольшой авиаотряд из пятнадцати японцев, которые летали на подобных крылатых ракетах, но без взрывчатки, зато с шасси и устройством катапультирования пилота. Аварийность по нашим меркам у них была запредельная – меньше чем за год из пятнадцати человек погибло шестеро, но на место каждого разбившегося пилота немедленно прибывал новый.
В случае войны они полетят, куда мы им прикажем, причем без шасси и катапульты, но с тремястами килограммами гексогена.
Сегодня мне нужно было приехать в Зимний на час раньше, чтобы до ужина с величествами успеть побеседовать со Столыпиным, у которого накопились вопросы по нашему взаимодействию в области аграрной реформы. В частности, он не понимал, для чего в средней полосе России развертывается столько МТС, а еще его интересовала недавно стартовавшая программа по привлечению немецких переселенцев в Зауралье и Маньчжурию. Ну и ныть начнет, как всегда, что постоянная охрана ему мешает, но тут уж фигушки, величества вон охраняются еще основательнее, и ничего, не жалуются.
Петр Аркадьевич начал с того, что положил передо мной анализ сравнительной рентабельности общины, фермерских хозяйств и обхозов. В общем-то порядок цифр я уже знал, так что, по-быстрому проглядев бумагу, резюмировал:
– Замечательная иллюстрация, показывающая абсолютную правильность нашей политики. Общины почти ничего не требуют от государства и почти ничего ему не дают, разница хоть и положительна, но невелика. Фермерские хозяйства тратят все заработанное на расширение производства, а, учитывая, что практически все они начинали в кредит, то пока в среднем тут получается минус. Обхозы вообще насквозь убыточны, если предоставлять им услуги МТС по реальной стоимости, они мгновенно разорятся. Вопрос-то в чем?
– Да в том, что такими мерами вы целенаправленно убиваете хлебный экспорт!
– Ну так уж и убиваю. Просто кислород ему перекрываю маленько, вот и все. Потому что стратегически он в общем-то вреден для России. Климат у нас меньше подходит для выращивания зерновых, чем в Штатах или Канаде, то есть конкурировать мы с ними можем только за счет уменьшения цены рабочей силы. Что означает – продолжать держать крестьян в нищете, если называть вещи своими именами. Давайте отвлечемся, насколько это нехорошо с моральной точки зрения, но и в этом случае возникают еще два момента. Первый – чистая бухгалтерия. Семьдесят процентов крестьян сейчас вообще никак не участвуют в выращивании хлеба на экспорт. А те, кто участвует, дают доход в среднем девяносто рублей на человека в год, из которых в бюджет попадает неполных двадцать. Работник же добывающей промышленности приносит в год двести с лишним, и в бюджет идет сто девяносто! А машиностроительный рабочий – почти пятьсот, и опять же практически все в бюджет. Правда, его еще как минимум пару лет учить надо… И рабочих у нас постоянно не хватает при вопиющем избытке крестьян. Но способствовать разорению большинства общин сейчас нельзя, только социальной напряженности нам перед большой войной и не хватало, – вот это и есть второй момент.
– Но вы ее все равно нагнетаете, ставя обхозы в лучшие условия, чем латифундистов южных губерний.
– Простите, не всех, а только тех, кто делает ставку на экспорт. Пусть продают хлеб за бабло, вот и все.
– Им это менее выгодно.
– Им это почти в два раза выгоднее, если вкладывать прибыль в развитие производства. Сравните бабловые и долларовые цены на сельхозтехнику, например. А вот если делать инвестиции в повышение своего уровня жизни типа отдыха в Ницце, постройки очередного дворца или покупки очередной балерины, то тут я с вами согласен – действительно менее выгодно. И что? Хлеботорговцев сравнительно немного, и все они давно под пристальным наблюдением, так что источником социальной напряженности у них стать один черт не получится.
– Хорошо, а на кой нам сдались немцы в Маньчжурии? И уж тем более в Сибири.
– В Маньчжурии они сдались в основном не нам, а кайзеру. Для достижения продовольственной независимости, надо полагать. А в Сибири они нужны уже нам, чтобы через пару лет было на основании чего рекламные фильмы снимать, как приехавшие туда немцы сейчас от зажиточности чуть не лопаются. Из наших-то туда, если вы обратили внимание, в основном беднота едет, если не люмпены, компрометируя саму идею. А так будет что показать: мол, и вам предлагали туда ехать, но ведь вы отказались, а теперь сравните, с чего на что перебиваетесь вы и как живут немецкие переселенцы… В крепких хозяйствах, неважно, фермерские они будут или обхозные, это большого ажиотажа не вызовет. Зато в дышащей на ладан общине может и начаться выяснение отношений. Дескать, я же говорил, а вы, дурачье… То есть упростится задача санации сельского хозяйства. Но все это, как я уже отмечал, можно будет начинать только после войны.
