Здесь, на ровном месте, на некотором расстоянии от хижин, шагах в двухстах от скалистого отрога горы, собиралось все племя, все мужчины и все женщины, кроме тех, которые были слишком больны или слишком стары, чтобы прийти, и все дети, кроме тех, которые лежали в колыбели. Собираясь, люди возбужденно болтали друг с другом, радуясь тому, что случилось что-то, что нарушает ужасающее однообразие жизни. Время от времени идущие указывали на вход в большую пещеру, видневшуюся в скалах расположенного у Места Сборищ горного отрога. В этой пещере жил Хенга, ибо с незапамятных времен здесь находилось жилище вождя племени, в которое никто не смел вступать без разрешения. Жилище это было священно и неприступно, подобно нынешним дворцам.
Аака шла, чувствуя, что за ней внимательно следят ее одноплеменники. И она знала, почему так внимательно следят за нею, но делала вид, что не замечает пристальных взглядов. Дело было в том, что она жила с Ви, а пронесся слух, что Ви Могучий, Ви Великий Охотник, Ви, чью дочь на днях убили, собирается сделать что-то необычайное; впрочем, что именно — этого никто не знал наверняка.
Все хотели спросить Ааку, но в выражении ее лица было что-то, в связи с чем никто не решался обратиться к ней; и глаза ее были холодны и неподвижны, и все чуточку побаивались ее. И так она шла одна, окруженная почтительным отдалением, и искала глазами Фо. Вскоре она заметила его в обществе Пага. На плечах карлика по-прежнему висела пахучая волчья шкура, хвост которой — так как Паг ростом был мал — волочился по земле. Аака заметила, что народ расступился, пропуская Пага. Но она знала, что это делают не потому, что любят его или уважают, а только потому, что боятся.
— Погляди, — сказала неподалеку от Ааки какая-то женщина другой, — вон идет наш ненавистник, злоязычный Паг.
— Да, — ответила та, — и он так торопится, что даже позабыл снять с себя волчье обличье, в котором охотился прошлую ночь. Слыхала ты, что у жены Бука пропал трехлетний ребенок? Говорят, что его унесли медведи, но мне сдается, что Человек-Волк знает, что случилось с ребенком, лучше, чем кто бы то ни было.
— Однако Фо не боится его. Смотри, Фо идет с ним рядом, держит его за руку и смеется.
— Ну, это-то понятно, что Фо его не боится, ведь…
Тут женщина заметила Ааку и сразу же замолчала.
«Хотела бы я знать, — размышляла Аака, — потому ли мы, женщины, ненавидим Пага, что он уродлив и ненавидит нас, или потому, что он умнее, чем мы, и всегда побеждает в словесных поединках. И хотела бы знать, почему это все считают, что он наполовину волк или волчий оборотень. Должно быть, потому, что он охотился вместе с Ви. Но как это может человек быть человеком и волком одновременно? Впрочем, одно-то уж в этих россказнях чистая правда: то, что у него какие-то дела — не дела, а что-то с волками есть. А может, он сам об этом нарочно рассказывает, для того чтобы все мы боялись его».
Наконец она пришла на Место Сборищ и стала по соседству с Фо и Пагом. Племя расположилось, стоя или лежа, кольцом вокруг ровно утрамбованной площадки, на которой племя иногда плясало, когда пищи бывало достаточно и погода стояла теплая. Эта же площадка служила и местом советов. На этом месте юноши сражались и боролись за право завладеть девушкой, которую избирали себе в жены.
С одной стороны кольца (в сущности, это был скорее овал, нежели круг) рядом с Вини-Вини Трясучкой, который время от времени все еще трубил в свой рог, стояли некоторые старейшины племени. Это были: старый Тури Скряга, хранитель пищи, который всегда бывал толст и жирен, как ни тощало племя; Пито-Кити Несчастливый, которому всегда не везло, у которого рыба всегда сгнивала, которого покидали жены, чьи дети умирали, чьи сети всегда рвались, так что его кормили другие, боясь, как бы он не умер и не передал своего невезения тем, кто не заботился о нем; Уока Злой Вещун, бледнолицый и остроскулый мужчина, который каркал и грозился грядущими бедствиями; Хоу Непостоянный, склоняющийся то на одну, то на другую сторону, колеблющийся точно лист под ветром, всегда опровергающий то, что говорил накануне; Рахи Богатый, торговавший каменными топорами и крючками для ужения и благодаря этому живший хорошо без всякого труда; толстопузый Хотоа Заика, который всегда говорил медленно, но предпочитал молчать, покуда вопрос не будет разрешен, а когда вопрос бывал разрешен, он громко выкрикивал решение и делал при этом мудрое лицо; Тарен, которая жила с Нгаем, жрецом Ледяных богов, волшебником, гадавшим на раковинах, предсказывавшим будущее и выползавшим из своей норы только когда приближалась какая-нибудь беда.
И, наконец, там стоял Моананга Отважный, младший брат Ви, Великий Боец, который сражался с шестью людьми и добился наконец своего — завладел Таной Прекрасной И Любящей, самой красивой женщиной племени, Моананга, который убил двух людей, пытавшихся силой похитить у него Тану. Это был круглоглазый человек со смеющимся лицом, вспыльчивый, но отходчивый и добродушный, и он был первым охотником в племени после Ви. К тому же он любил Ви и держался всегда вместе с ним, так что вместе они были — одно целое. И вот поэтому-то Хенга, вождь, ненавидел их обоих и знал, что вдвоем они сильнее, нежели он.
Все эти люди разговаривали, наклонив головы друг к другу, перешептывались, пока не появился Ви, рослый, мощный, молчаливый. Едва увидев его, все сразу умолкли.
Ви оглядел собравшихся, медленно всматриваясь каждому в лицо, и затем произнес:
— Я хочу сказать племени.
— Мы слушаем тебя, — ответил Моананга.
— Внимайте же, — заговорил Ви. — Есть закон, по которому каждый в племени вправе вызывать вождя на смертный бой. И по этому закону, если вызвавший убьет вождя, то сам становится вождем.
— Такой закон существует, — заявил Урк, старый колдун, который делал для женщин талисманы и варил любовные зелья, а долгими зимними вечерами рассказывал повести о том, что случилось давным-давно, еще прежде, чем родился дед его деда; то были повести диковинные и непонятные. — Такой закон существует. Дважды в моей жизни случалась смена вождя, второй раз это было, когда Хенга вызвал и убил своего отца и сам занял пещеру.
— Да, — прибавил Уока Злой Вещун, — но если вызывающий потерпит поражение, то убивают не только его, но и всю его семью… — тут он взглянул на Ааку и Фо… — А также, возможно, его друга или брата, — и он взглянул на Моанангу. — Да, таков закон, и в том нет сомнений. Пещера принадлежит только вождю, и то, если он может защитить ее собственными своими руками. А если восстанет кто-нибудь, кто сильнее, нежели вождь, он может убить вождя и забрать себе и пещеру, и женщин, и детей, если там есть дети, и убить их или превратить в рабов, и владычествовать до тех пор, покуда силы его не начнут убывать и более сильный, чем он, не убьет его.
