Внутри этой стены, но отдельно от главного дома, находились службы, состоявшие из конюшен, сараев, риг и помещений для пеонов26.
В конце двора, в углу, над крышей асиенды, возвышалась в виде террасы высокая квадратная колокольня часовни.
В этой часовне служил монах по имени брат Амбросио.
В глубине долины, имевшей в длину более пятидесяти миль, виднелись целые леса цветущих кактусов, стволы которых достигали пяти и даже шести футов в диаметре.
У дона Мигеля состояло на службе довольно большое число пеонов, так как он занимался в больших размерах культурой сахарного тростника.
Все, кому приходилось заниматься культурой сахарного тростника, прекрасно знают, что его разводят черенками, которые горизонтально кладут в борозды на полу футовой глубине. Из каждого узла затем выходит стебель, достигающий до трех метров высоты, который и обрезают в конце года, чтобы добыть из него сахар.
Стояло одно из тех чудесных американских утр, когда природа точно справляет праздник.
Centzontle27 своим пением поддерживал установившуюся за ним репутацию; кардиналы с розовым горлом, голубые птицы и попугаи весело щебетали, порхая в зеленой листве; вдали на равнине стадами паслись легкие пугливые антилопы, а иногда на горизонте галопом проносились испуганные манады28 диких лошадей, поднимавшие тучи пыли ударами своих копыт.
Несколько аллигаторов, валявшихся в речном иле, грели на солнце свою чешую, а в вышине над долиной величественно реяли большие орлы Сьерра-Мадре.
Дон Мигель быстро несся иноходью, любимым аллюром мексиканских мустангов, состоящим в том, чтобы заставлять лошадь поднимать передние ноги, в то время как задние почти не отделяются от земли.
Асиендадо употребил всего четыре часа на то, чтобы проехать расстояние от городка до своего дома, куда он приехал часов около девяти утра.
В дверях его встретила дочь, которой пеоны уже успели доложить о его возвращении и которая поспешила выйти к нему навстречу.
Дон Мигель пробыл в отсутствии около двух недель и поэтому он с величайшим удовольствием отдавался ласкам своей дочери.
Поцеловав ее несколько раз и все еще продолжая прижимать ее к своей груди, асиендадо в то же время внимательно рассматривал ее лицо.
— Что случилось с тобой, моя дорогая Клара? — с участием спросил ее отец. — Ты смотришь что-то печально… или ты, может быть, не рада меня видеть? — добавил он, улыбаясь.
— О! Вы не можете этого думать, отец мой, — отвечала девушка, — вы сами прекрасно знаете, как я рада вашему приезду.
— Спасибо, дитя мое; но в таком случае что же значит эта печаль, которую я читаю на твоем лице?
Девушка опустила глаза, но ничего не ответила.
Дон Мигель бросил пытливый взор вокруг себя.
— Где дон Пабло? — спросил он. — Почему он не пришел встретить меня, или, может быть, его нет в асиенде?
— Нет, отец, он здесь.
— Ну, так почему же он не вышел ко мне навстречу?
— Он не вышел потому… — начала, запинаясь, молодая девушка.
— Почему?
— Потому что он болен.
— Мой сын болен! — вскричал дон Мигель.
— Я не так сказала, — продолжала донна Клара.
— Да говори же, ради самого Неба!
— Пабло не вышел, отец, потому что он ранен.
— Ранен! — вскричал асиендадо и, оттолкнув дочь, быстро взбежал по ступенькам крыльца, прошел, не останавливаясь, через несколько зал и вошел в комнату своего сына.
Молодой человек, бледный и осунувшийся, лежал на постели.
Увидя отца, он улыбнулся и протянул ему руку.
Дон Мигель очень любил своего сына, единственного наследника его имени.
— Что это за рана, о которой мне сейчас говорила дочь? — с волнением спросил он сына.
— Это меньше, чем ничего, отец мой, — отвечал молодой человек, обменявшись взглядом с сестрой, входившей в эту минуту. — Клара тут совсем с ума сошла и только попусту напугала вас.
— Но ведь ты же ранен? — продолжал отец.
— Да, но, повторяю вам, это пустяки.
— Скажи же мне, наконец, где и как ты получил эту рану?
Молодой человек покраснел, но молчал.
— Я хочу это знать, — настойчиво повторил дон Мигель.
— Боже мой, отец, — отвечал дон Пабло недовольным тоном, — я не понимаю, чего вы так беспокоитесь; я не ребенок, за которого нужно дрожать из-за малейшей царапины… до сих пор вы никогда особенно не тревожились в таких случаях, хотя раны бывали и посерьезнее этой.
— Очень может быть, но ты мне сегодня так странно отвечаешь и так стараешься скрыть от меня, каким образом тебя ранили, что мне кажется, что тут дело гораздо серьезнее и ты умышленно стараешься скрыть правду.
— Вы ошибаетесь, отец, я вам это сейчас докажу.
— Я буду очень рад, если это так… Говори!.. Клара, дитя мое, пойди и прикажи подавать завтрак. Я буквально умираю с голоду.
Девушка вышла.
— Теперь мы с тобой одни, — продолжал дон Мигель, обращаясь к сыну. — Прежде всего скажи мне, куда ты ранен?
— О, Боже! У меня только слегка оцарапано плечо; если я и лежу, то только потому, что мне просто не хочется вставать, а вовсе не из-за раны.
— Гм! Кто же это таким образом оцарапал тебе плечо?
— Пуля.
— Пуля! Значит, ты дрался, несчастный! — вскричал дон Мигель, вздрогнув.
Молодой человек улыбнулся, пожал руку своему отцу и, наклонившись к нему сказал:
— Вот каким образом это случилось.
— Я тебя слушаю, — отвечал дон Мигель, делая над собой усилие, чтобы успокоиться.
— Через два дня после вашего отъезда, отец, — продолжал дон Пабло, — я, по обыкновению, отправился смотреть за работами по выделке сахара и резке тростника, как это вы мне поручили, как вдруг один охотник, которого вы часто видели в окрестностях асиенды, некий Андреc Гарот, остановил меня в ту самую минуту, когда, отдав какие-то приказания мажордому29, я собирался уже уезжать. Поклонившись мне, негодяй лукаво улыбнулся и, понизив голос, чтобы его не слышали окружающие меня люди, сказал мне: «Не правда ли, дон Пабло, что вы от чистого сердца дали бы пол-унции тому, кто сообщил бы вам важное известие?» — Это зависит от того, что мне сообщат, — отвечал я, так как я давно знал этого человека и знал, что ему нельзя особенно доверять. — «Ба! Ваша Милость так богаты, — продолжал он вкрадчиво, — что такая небольшая сумма для вас даже меньше, чем ничего, тогда как мне она принесла бы много пользы».
— Несмотря на все свои недостатки, этот негодяй иногда оказывал нам небольшие услуги и притом, как он и говорил, полунции для меня, действительно пустяки… Я дал ему монету, которую он сейчас же опустил в свой карман, а затем, нагнувшись к моему уху, сказал: «Спасибо вам, дон Пабло, я не украду ваших денег; ваша лошадь отдохнула, она может пробежать большое расстояние: отправляйтесь в долину Бизонов, там вы узнаете кое-что такое, что вас заинтересует». Как я ни просил его говорить яснее, мне не удалось вытянуть из него больше ничего. Но прежде чем уйти от меня, он добавил: «Дон Пабло, у вас хорошее оружие, захватите и его с собой, кто знает, что может случиться» Не знаю почему, но сообщенное мне этим негодяем известие, наконец, сами его недомолвки возбудили мое любопытство, и я решил отправиться в долину Бизонов, чтобы найти ключ к этой загадке.
