Не перед всеми появлялись, только перед избранными. Менес входил в число таковых, он дружил с богом мудрости Тотом. Эта дружба досталась Менесу в наследство от его наставника. Еще мальчишкой он не раз видел бога Тота, снизошедшего до бесед с Сиа — учителем Менеса. Ученик слушал, запоминал, а потом сам принялся задавать вопросы. Отвечая, бог Тот внимательно приглядывался к ученику своего земного приятеля, а когда учитель умер, дружба между богом и младшим скульптором не умерла.
Тот появлялся, когда пожелает, но всегда один. А на сей раз…
Никто не знал, что вот этот некрасивый, похожий на огромную обезьяну мужчина (недаром его изображали в виде сидящего павиана) в действительности бог мудрости, научивший египтян писать, читать и считать. Да разве только этому научил бог Тот своих подопечных! Больше знаний им передал только бог Осирис.
Бог Тот сидел под большим сикомором перед входом в мастерскую, наблюдая за кем-то, кто был внутри. Менес поймал себя на дурацкой мысли, что внутри та самая девчонка, но поспешно эту мысль отогнал. Поприветствовав бога, опустился рядом на камень, тоже скосил глаза в открытую дверь мастерской. Там, разглядывая его работы, стоял рослый юноша.
Тот заметил этот взгляд, кивнул на гостя:
— Это Нармер. Хочу, чтобы ты его обучил своему ремеслу.
— Я? — изумился Менес.
Вот еще! Он никогда никого не учил, даже не представлял, как это делать. Сам учился долгие годы детства, просто каждый день наблюдая и помогая Сиа. Но он был мальчишкой, а этот взрослый совсем, как его учить?
Бог Тот, видно, понял мысли скульптора, на то он и бог мудрости. Усмехнулся:
— Знаю, не твое это дело, но все равно прошу взять ученика. Он юноша очень толковый, все схватывает на лету.
Менес снова покосился на юнца, как-то уж очень скептически оглядывавшего незавершенные работы, оставленные Сиа (а может, и тем, кто учил самого Сиа). Скульптор помнил собственное потрясение от этих несовершенных творений, тогда казалось, что лучше человек ничего создать не способен. Кроме того, стоило попытаться самому вылепить что-то подобное, как становилось ясно, что и до такого-то учиться и учиться.
А этот вон морщится…
— Зачем ему?
— Менес, я ведь тебя не только делу его обучить прошу. Хочу, чтобы ты из Нармера человека сделал.
— А он кто?
— Сноб. Заносчив очень, самонадеян. Сообразителен, схватывает все на лету, запоминает так, что диву даешься, голова, руки — все есть, но… заносчив, — снова вздохнул Тот.
Вот только заносчивого ученика Менесу не хватало!
В последнее время у Менеса вообще что-то не ладилось, заказов было много, и удачные работы тоже были, но хотелось чего-то грандиозного, а приходилось высекать одну за другой скульптуры ничтожеств, обладавших при жизни большим количеством золота. Он не нуждался в заработке и постепенно стал отказываться от неинтересных заказов, но это не добавляло значительности делам. Каждому мастеру нужна работа по его максимальным способностям, иначе он начинает тосковать.
Неужели Тот решил, что лучшее для Менеса — воспитание заносчивого юнца, словно мастер больше не способен ни на что путное?
И снова бог понял его мысли раньше самого Менеса.
— Менес, поучи его пока инструменты в руках держать и покажи что да как. У тебя скоро будет заказ, о каком можно только мечтать. Прославишься перед потомками навсегда. А этот, — Тот кивнул в сторону заинтересованно что-то разглядывавшего Нармера, — будет помогать. Но чтобы он помогать мог, должен сначала научиться.
— Какой из него помощник? — фыркнул Менес, заметив, что юнец взял в руки ком глины, намереваясь что-то вылепить. Но мысль, что мальчишка не боится испачкать руки, все же была приятна. И то хорошо.
Но вдруг сейчас набегут слуги, примутся дитя отмывать, причитать?
— Чей он?
Тот отвернулся, словно заинтересовавшись чем-то в небе:
— Неважно. И его не слушай, вбил себе в голову, что сын бога.
— А в действительности?
— Сказал же: неважно! Учи, словно он простой мальчишка!
— А потом его отец меня уничтожит.
Неожиданно Тот кивнул:
— Уничтожит, если плохо научишь. Учи хорошо.
— Нельзя научить того, кто не хочет.
— Он хочет. Не пожалеешь, у Нармера один недостаток — самоуверенность. Если исправить, ему цены не будет.
Менес усмехнулся:
— Исправить! Если он сын бога, значит, бессмертный. А если бессмертный, то почему бы передо мной не погордиться?
— Потому что ты мастер, а он никто!
Менес впервые видел досаду Тота, слышал раздражение и даже ярость в его голосе. Видно, этот Нармер его здорово довел. Но от поручений бога не отказываются, пришлось соглашаться.
Тот облегченно вздохнул, поднимаясь на толстые кривые ноги:
— Вот и хорошо. Быстро учи, он тебе для работы понадобится.
Глядя вслед поспешно удалявшемуся человеку с павианьей походкой, Менес подумал, что бог спешит, чтобы человек не передумал. Значит, была такая возможность? Зря согласился, надо было отказаться.
Но сделанного не вернешь, придется учить этого заносчивого юнца тяжелому и грязному труду скульптора. Жаль, не спросил о слугах. Но если о них уговора не было, значит, можно гнать, если появятся. А если мальчишка не выдержит без толпы слуг, тем лучше, пусть сбегает.
От этой мысли Менес даже повеселел.
До девчонки-воровки ли ему? И не вспомнил…
Бог Тот был прав, Нармер действительно хотел научиться ваять. В последние дни он подолгу стоял перед скульптурами Менеса, словно впитывая его мастерство глазами, именно такое внимание подтолкнуло Тота к решению пристроить подопечного к мастеру.
Вот и теперь Нармер, погрузившись в созерцание незавершенных работ, словно забыл о присутствии снаружи бога и мастера. Он переходил от одной полки к другой, отступал, снова приближался, что-то разглядывал, почти уткнувшись носом в скульптурки, хмыкал, снова отступал…
Одна из скульптур заинтересовала юношу больше остальных, снял с полки, разглядел, крутя в руках, хмыкнув, поставил на небольшой стол, за которым сам Менес иногда работал над глиняными моделями будущих скульптур. Вдруг решительно расстегнул и сбросил белоснежное схенти, оставшись в совсем коротеньком, едва прикрывавшем то, что мужчины прячут от любопытных женских взоров. Схенти легло на скромное ложе, на котором мастер коротал ночные часы, поверх него оказались брошены многочисленные золотые браслеты с рук Нармера, а потом и массивное ожерелье. Такое разоблачение ничуть не убавило привлекательности нового подопечного Менеса, Нармер был хорош сам по себе — крепкое тело, щедро умащенное маслами, короткий густой парик из черных шелковистых локонов, сильные для его возраста мышцы и небольшие изящные кисти рук…
