Время от времени лама протягивал руку и указывал на дорогу в Спити и на север в Паранглу, причем окружающие тихо подсказывали ему название местностей.
— Вон там, где нагромождено большое количество гор, лежит большой монастырь Хан-Ле. Выстроил его Так-Стан-Рас-Чхен, о нем существует сказание. — И лама передал его: фантастический рассказ, наполненный волшебством и чудесами, от которого захватило дух у жителей Шемлега. Он обернулся несколько к западу, отыскивая зеленые горы Кулу, и искал под ледниками Кайлунг. — Оттуда я пришел в далекие, далекие дни. Из Леха я пришел через Баралачи.
— Да, да, мы знаем эти места, — сказали много путешествующие жители Шемлега.
— И я спал две ночи у жрецов в Кайлунге. Эти горы вызвали у меня восторги! Тени благословеннее всех других теней! Там мои глаза открылись на этот мир! Там я нашел просветление, и там я опоясал мои чресла для поисков. С этих гор пришел я, высоких гор и сильных ветров. О, Правосудное Колесо! — Он благословил горы — большие ледники, обнаженные утесы, нагромождения камней и пласты глины, сухие плоскогорья, скрытые соленые озера, вековые леса и плодородные, орошенные водой долины — он благословлял все, одно за другим, как умирающий благословляет свой народ. И Ким удивлялся его страстности.
— Да, да. Нет ничего, что могло бы сравниться с нашими горами, — говорили жители Шемлега. И они принялись удивляться, как может человек жить на жарких, ужасных равнинах, где скот становится большим, как слоны, негодными на то, чтобы пахать в горах; где, как они слышали, селение идет за селением на протяжении ста миль, где люди ходят воровать целыми шайками, а то, чего не унесут разбойники, берет полиция.
Так прошло тихое, полуденное время, и в конце его посланная Кимом женщина спустилась с крутого пастбища, совершенно не задыхаясь, как будто и не подымалась выше.
— Я посылал весточку к «хакиму», — объяснил Ким, когда она поклонилась всем присутствующим.
— Он присоединился к идолопоклонникам? Да, я помню, он исцелил одного из них. Это вменится ему в заслугу, хотя исцеленный употребил свою силу во зло. Праведное Колесо! Ну что же «хаким»?
— Я боялся, что ты сильно пострадал, а я знаю, что он ученый врач. — Ким взял запечатанную воском скорлупу и прочел слова, написанные по-английски на оборотной стороне его записки:
«Ваше письмо получено. Не могу уйти в настоящее время из их общества, но возьму их в Симлу. После чего надеюсь присоединиться к вам. Трудно следовать за сердитыми джентльменами. Вернусь дорогой, по которой вы шли, и догоню вас. Чрезвычайно доволен корреспонденцией, которой обязан моей предусмотрительности».
— Он говорит, Служитель Божий, что убежит от идолопоклонников и вернется к нам. Подождать его здесь, в Шемлеге?
Лама долго и любовно смотрел на горы, потом покачал головой.
— Этого не должно быть, чела. Желаю до мозга костей, но это запрещено. Я видел Причину Вещей.
— Но почему? Раз горы возвращают тебе силы с каждым днем? Припомни, как мы были слабы и беспомощны там, внизу.
— Ко мне возвращаются силы, чтобы я снова стал делать зло и забывать. На склонах гор я был крикуном и забиякой. — Ким закусил губы, чтобы сдержать улыбку. — Справедливо и совершенно «Колесо», не уклоняющееся ни на волос. Когда я был полон сил — это было давно, — я ходил в паломничество в Гуру-Чхван среди тополей (он указал в сторону Бхотана), где держат Священного Коня.
— Тише, тише, — сказали жители Шемлега, — он говорит о Джам-Лан-Нин-Кхоре, коне, который может обойти весь свет за один день.
— Я рассказываю только моему челе, — с кротким упреком сказал лама, и все рассеялись, как иней утром на карнизах крыши с южной стороны. — В то время я искал не истины, а беседы об учениях. Все одна иллюзия! Я пил пиво и ел хлеб Гуру-Чхвана. На следующий день кто-то сказал: «Мы идем сражаться с монастырем Сангор-Гуток внизу, в долине, чтобы узнать (заметь, как сильное желание связано с гневом!), кто из настоятелей должен быть руководителем в долине и извлекать выгоду из молитв, печатаемых в Сангор-Гутоке».
— Но чем же вы сражались, Служитель Божий?
— Нашими длинными футлярами с письменными принадлежностями… я мог бы показать как… Итак, говорю я, мы дрались под тополями — и настоятели и монахи — и один из них пробил мне лоб до кости. Взгляни! — Он откинул свою шапку и показал сморщенный, серебристый шрам. — Справедливо и совершенно «Колесо». Вчера шрам чесался, и через пятьдесят лет я вспомнил, каким образом он был получен, вспомнил и лицо нанесшего удар человека, пережил на короткое время иллюзию. Поддался тому, что ты видел, — ссоре и глупости. Справедливо «Колесо»!.. Удар того идолопоклонника пришелся как раз по шраму. Тогда душа моя была потрясена: душа моя омрачилась, и челн моей души заколебался на волах обмана чувств. Только тогда, когда я пришел в Шемлег, я мог предаться размышлениям о Причине Вещей и заметить бегущие побеги зла. Я боролся всю ночь.
— Но, Служитель Божий, ты чист от всякого зла. Не могу ли я быть принесен в жертву для тебя?
Ким был искренне потрясен горем старика, и фраза Махбуба Али нечаянно сорвалась с его губ.
— На заре, — продолжал лама, перебирая четки в промежутках медленно произносимых фраз, — пришло просветление. Оно здесь… Я старый человек… выросший, взращенный в горах, никогда не должен более сидеть в моих горах. Три года я путешествовал по Индостану, но может ли бренная плоть быть сильнее Матери Земли? Меня тянуло к горам и снегам гор. Я говорил, — и это правда, — что мои поиски увенчаются успехом. Из дома женщины из Кулу я повернул в сторону гор, убедив себя в необходимости поступить так. «Хакима» ни в чем нельзя винить. Он, следуя желанию, предсказывал, что горы придадут мне сил. Они придали мне сил, чтобы делать зло, забыть мои поиски. Я наслаждался жизнью и удовольствиями жизни. Мне хотелось, чтобы передо мной были высокие склоны гор, на которые я мог бы подниматься. Я оглядывался, ища их. Я соизмерял силу моего тела (что очень дурно) с высотою гор. Я насмехался над тобой, когда ты задыхался под Джамнотри. Я шутил, когда ты не решался идти по снегу в ущельях.
— Что же дурного в этом? Я действительно боялся. Это правда. Я не горец, и я любил тебя за твою новую силу.
— Я вспоминаю, что не раз, — он печально подпер щеку рукою, — я старался заслужить похвалу силе моих ног как от тебя, так и от «хакима». Так зло шло за злом, пока чаша не переполнилась. «Колесо» правосудно. В течение трех лет весь Индостан оказывал мне почести. Начиная от Источника мудрости в Доме Чудес до, — он улыбнулся, — маленького мальчика у большой пушки, — все расчищали мне путь. А почему?
