Ознакомительная версия.
— Не князь я, — отшутился Ярый. — Сто воев взять — много для лазутчиков, а десять не спасут, если на печенежские копья наткнемся. К чему лишние жертвы?
Згар попросил:
— Возьми меня, Ярый. Обузой не стану, а за кровь Янка при случае долг вернуть печенегам хочется.
Ярый согласился:
— Тебя возьму, коли так просишь.
Пошли суходолом на восток, к Роси. В спину дул все тот же ровный ветер с заката. Когда суходол сошел на нет, поползли полем к кустам Приросья. Потом густо запахло прошлогодними листьями, и ветер перестал дуть в спину, но продолжал все так же шуметь над головой, раскачивая деревья. Лишь теперь Ярый обернулся и поманил Згара поближе к себе, сказал, шепотом:
— Кажется, прошли незамеченными. Дальше легче будет, лесом пойдем. Не отстань в дебрях, держись рядом.
Згар молча последовал за сотенным.
— Река совсем близко, — пояснил через время Ярый, но Згар и сам легко различил прохладную свежесть воды. — Теперь повернем вправо, вдоль берега, и выйдем к займищу у брода, где со Славичем стояли в последний раз…
Дальше шли уже почти на ощупь: тьма сгустилась быстро. Тьма была и там, над головой. Сквозь вершины деревьев совсем не просматривалось серое небо. И ни одной звезды за тучами не видать!
Звезды вдруг заблестели сквозь заросли прямо перед ними, густо и крупно, и тут же потянуло горьким дымом — так пахнет дым от горящих сухих листьев, кинутых в костер. Ярый осторожно раздвинул ветки кустов — вот он, вражий стан!
Оба берега еще не спали: и ближний, где хорошо было видно при свете костров все займище, и правый, высокий, где костры освещали кибитки на высоких колесах. У ближних костров группами сидели степняки, иные ходили, что-то меняли или делили — издали не разобрать. Ближе к реке, у орешника, где когда-то укрывался Тур со своими дружинниками, стоял шатер кагана. Чуть левее, у самой реки, видны были три крытых возка на колесах со спицами и железными ободами.
«Где же я видел такие вот возы? — силился вспомнить Ярый, а потом вдруг будто высветило в голове. — Да это же возы греческого посланца Торника! Да и сам Торник при своих возах, и стража его цела, не побита… Приходил к нам, выпытывал, лгал. Мы с Михайлой тогда решили, что для себя любопытствует грек, а он заодно с Тимарем!» Ярый увидел, как высокая фигура Торника изогнулась у костра, как он прошел к ближнему возу и что-то там проверил, потом повернулся спиной к реке и о чем-то заговорил со слугой Алфеном, которого Ярый тоже помнил. В это время к греку спешно приблизился печенег, поклонился и указал рукой на шатер кагана. Торник не торопясь пошел следом за посыльным печенегом — и его признал Ярый: это был толмач Самчуга, — то и дело оглядываясь на свое добро во вместительных возах. Стража расступилась, и грек проворно скрылся в шатре.
Ярый понял все — вот кто навел печенегов на Русь! Вот на ком кровь названого сына Славича и тех, кто погиб под Белгородом! Коварный грек! Ел хлеб наш, пил нашу воду и такую подлость содеял! Ярый стиснул зубы, потянул из колчана длинную стрелу, прошептал Згару:
— Врал, что под стражей у кагана, а ему земно поклоны бьют, приглашая в шатер! Врал, что пограблены товары и посылал своего человека за выкупом в Константинополь к брату, а его возы целы и под крепким охранением! Теперь бы только дождаться, когда выйдет из шатра. Змею со двора мало выгнать… Не вырвешь ей жало, жди нового укуса!
* * *
Тимарь сидел на бархатной подушке и смотрел на неспокойный язычок светильника. Фитиль потрескивал в жидком масле, и запах копоти стлался вокруг, пересиливая запахи трав и мокрых приречных зарослей.
Тяжелые мысли теснились в голове кагана, а перед глазами то и дело вставал молодой князь, пронзенный копьем со спины так, что конец сверкающего жала, вспоров дорогой халат, вышел через грудь…
— Идут наши посланцы, идут, великий каган! — сотник Осташ первым оповестил Тимаря и Уржу о том, что печенежские посланцы разминулись с урусами на ничейном поле и приближаются к Белому Шатру.
— Вижу, — резко ответил Уржа, поманил сотника к себе и тихо напомнил о том, что было ведено сделать накануне отхода князя Анбала в город урусов. — Не забыл, сотник? Сотворишь кагану угодное дело, наутро тысячу воинов примешь под свою руку!
Осташ головой ткнулся в красный ковер, постеленный перед кагановым шатром.
Князь Анбал в сопровождении бывших при нем верных нукеров поднялся на холм, приветствовал кагана.
— Были мы в городе урусов… — начал рассказывать молодой князь, но Тимарь резким движением руки остановил его, громко спросил, указывая рукой на сосуды, которые держали за спиной князя два нукера:
— Что это?
— Это и есть та пища, которой бог урусов наградил их город! Мы все пробовали, великий каган — дивная пища в их колодцах, и…
— Внесите в шатер! — распорядился каган, встал с подушки и в сопровождении брата, телохранителей и князя Анбала вошел в шатер, велел поставить корчаги урусов у двери. Сотник Осташ, выпроводив нукеров князя Анбала, сам остался у этих корчаг.
— Так ты говоришь, князь, это и есть пища, богами дарованная урусам Белого Города? — насмешливо спросил Уржа.
Анбал гордо вскинул голову, обидевшись на недоверие, которое сквозило в каждом слове старого князя Уржи.
— Да! В городе два колодца, и в них неизбывно черпается медовый раствор и молочный кисель…
— Теперь и мне понятно, почему урусы так долго стоят на стенах, — тихо проговорил Тимарь. — Идем, князь, перед всем войском о виденном расскажешь. Иди! Сотник, вынеси эти сосуды следом, войску напоказ.
Анбал вышел из шатра первым, за ним Тимарь, Уржа, а следом сотник Осташ с трудом вынес объемистые корчаги, наполненные дарами белгородских колодцев.
— Слушайте, князья мои верные и вы, нукеры отважные! Посылали мы в город урусов своего подданного князя высмотреть все и нам о том рассказать. Вернулся князь Анбал и говорит, что бог урусов дает им пищу из волшебных колодцев! Князь и нам отпробовать той пищи принес. Так ли, князь Анбал? — Тимарь резко повернулся к молодому князю.
— Так, великий каган и вы, князья печенежские! Налили урусы этой пищи и нам, чтоб отведали мы и не стояли зря под стенами…
— Хорошо! — прервал Анбала Тимарь. — Посмотрим мы, чем даровали урусы нашего посланца, чтобы мы ушли от стен их города! Сотник, покажи нам, что в этих сосудах?
Сотник Осташ рывком приподнял корчагу, опрокинул ее, и на красный ковер плеснулась пахучая медовая сыта, а потом тяжелой струёй полились золотые монеты…
Ближние князья и старшие нукеры едва не кинулись к ковру, всяк по-своему — с удивлением, негодующе, зло — выказав рванувшееся из души негодование.
Ознакомительная версия.
