– Ну, не совсем, мессир. Почему после того, как вынесли меня из огня с риском для собственной жизни и смутили своим поцелуем, вы оставили меня в одиночестве? – спросила с упреком Зефирина.
– Да потому, госпожа резонерша, что вспомнил о вас, когда взял в плен маркиза де Багателя. Тут я понял, что это перст судьбы… Вот почему я попросил у вашего почтенного отца руки его единственной дочери.
Зефирина скорчила мину.
– Что и говорить, любопытный способ заставить полюбить себя, – заявила Зефирина. – Требовать меня в качестве выкупа, вот мысль, достойная мужчины!
– Не мог же я написать вам письмо и подписаться: «Кавалер, который не может забыть вас и безумно вас желает!»
– Это было бы куда лучше, и потом чего вы ждали от такой жены, как я?
– Ну, я хотел, чтобы жена была красивой и чувственной, горячей и нежной, верной и ласковой… В общем я мечтал как раз о такой, как ты, любовь моя.
Произнося эти слова своим особенным, низким голосом, он все время гладил жену.
Не умея скрыть захлестнувшего ее блаженства, она снова бросилась в его объятия.
– Мне следовало начинать с этого, – согласился Фульвио, потому что никакого другого языка между мужчиной и женщиной не существует.
* * *
Каждую ночь Фульвио возвращался к Зефирине, на их «необитаемый остров», в сказочный домик любви.
Иногда молодая женщина просыпалась среди ночи от какого-то глухого удара, похожего на далекий взрыв. Но постепенно она научилась не бояться горы.
– Это вулкан рокочет, – объяснил Фульвио. – Не волнуйся, уже лет сто, как он спит словно добродушный великан.
Ощущение, что Этна живет и спит прямо под их домиком, больше не смущало Зефирину.
Слыша гул, она не просыпаясь, убеждалась, что муж рядом и успокаивалась.
Весенние ночи… Золотые ночи… Сицилийские ночи, наполненные пьянящим ароматом… Зефирина никогда не забудет вас.
Она зарывается головой под руку мужа. Ее влажные губы с нежностью касаются его шеи. Она чувствует, как пульсирует под кожей артерия. Она вдыхает запах его тела, смешанный с ароматами амбры и мускуса.
Постепенно голова ее скользит вниз до тех пор, пока тубы не находят черный оазис. Она зарывается в него своим лицом.
Фульвио не спит. Он ловит ее и снова втаскивает на себя.
– Как быстро ты всему научилась, любовь моя…
Ночь за ночью Фульвио не уставал восхищаться тем, как быстро она осваивает волшебную науку любви. Дошло до того, что ненасытная Зефирина почти приковала Фульвио к своему телу.
Когда он говорил, что «потом получится лучше», он был прав. Каждый прожитый день все больше и больше сближал их и интеллектуально, и физически.
Рядом с Фульвио Зефирина забыла свою стыдливость. Она предавалась любви, отдавалась чувству, требовала ласк, даже самых смелых.
Она таяла под губами Фульвио и осыпала самыми безумными поцелуями его тело, которое теперь изучила до мельчайших подробностей.
Подобно лаве, клокотавшей в груди великана, прятавшегося под их домиком, страсть Фульвио разгоралась, нарастала, ища выхода и твердела. Нервным коленом он вновь опрокидывал Зефирину.
Она открывалась ему навстречу, вся горячая, влажная. Он давил на нее всей своей тяжестью. Бедра Зефирины манили его, доводя до безумия, но он сдерживал себя и опять отдалялся… В слабом лунном свете он ясно видел восхитительные формы Зефирины. Бедра казались все более вожделенными, груди все более совершенной округлости.
Она очень изменилась за эти дня. С каждым днем Зефирина становилась все больше женщиной и от этого все более притягательной. Он любил ее… Боже, как он любил свою княгиню!
В страстном нетерпении она часто оказывалась над ним. Он уклонялся от этого, отстранялся, ускользал… Ему хотелось заставить ее умереть от любви. Тело Зефирины пронизывала дрожь. Губы Фульвио нежно кусали ее розовые соски, заставляя их твердеть, отстранялись, подстерегали, обдували своим дыханием и возвращались, забавляясь, а потом потихоньку начинали скользить вниз.
Зефирина трепетала, ощущая скольжение этого чувственного рта, исторгавшего из нее тихие вскрики. А в это время всезнающие руки Фульвио продолжали нежить ее тело. Руки добирались до самого чувственного места, задерживались там, играли, исчезали, уступая место губам. Губы, яростные, безжалостные, подчиняющие, ласковые, впивались в нее, словно хищник, добравшийся, наконец, до источника.
Наслаждение Зефирины все нарастало, становясь безмерным. Ей казалось, что этому не будет конца.
Тонкий знаток любовной игры, Фульвио довел Зефирину почти до предела и вдруг остановился, заставив ее застонать от разочарования. Она задыхалась, что-то лепетала, металась. Не ведая жалости, Фульвио снова стал возбуждать ее, набросившись на другую часть этого податливого тела. Он вел себя как уверенный в своих силах самец, решивший навязать свою волю.
Она взбунтовалась, опрокинула его, оказалась сверху… Теперь она не безвольная жертва, но восставшая… Пришла ее очередь подчинить его своим ласкам. Превращенный в мужчину-игрушку, он снисходительно уступает ей инициативу. Он научил ее всему. Она вбирает его в себя, пожирает и согласна умереть в этот блаженный миг. Но она слишком рано, слишком быстро подводит его к высшему мгновению… Он противится этому, отстраняется и снова тянет ее на себя… Крепкие, высоко стоящие груди делают ее похожей на воительницу. Она взлетает на него как амазонка и словно целится из арбалета в мужчину, которого любит. Но нет, она хочет гораздо большего… Ей хочется, чтобы он совершил насилие, чтобы пронзил ее… чтобы заставил умереть… Из его горла рвутся звуки, похожие на рычание хищника, он снова ускользает… рывком переворачивает ее на спину… распластывает… Ему хочется научить Зефирину новым наслаждениям… Вожделение пьянит Фульвио так же, как перламутр ее кожи в самых потаенных и возбуждающих местах… Она принадлежит ему, он хочет знать о ней все. Его ловкие пальцы проникают в нее. Он снова заставляет ее вздыхать, содрогаться и стонать. Она выгибает спину. Он тянет ее длинные золотые волосы. Она кусает его руку. Он не целует, нет, пожирает ее затылок, потом отстраняется и падает навзничь перед последним броском. Она возвращается к нему и своими свежими губами успокаивает его.
Точно дикарь, он подхватывает ее на руки и подносит поближе к огню. Лежа на медвежьей шкуре, они смотрят друг на друга, ослепленные любовью, с губами, побледневшими от наслаждения.
Зефирина протягивает руки к Фульвио. С глухим стоном он набрасывается на нее, свою жену… свою маленькую смелую княгиню… свою любовь.
Фульвио снова пытается совладать со своим любовным неистовством. Поначалу он осторожно погружается в это гнездышко, будто только на него рассчитанное.
