— В город спешат, — сказал Курт.
— Сволочи! — выругался Андрей.
Положение в Бухенвальде оставалось напряженным. Три дня и три ночи узники держали самооборону. Эсэсовцы с помощью недобитых фашистских войск несколько раз пытались овладеть концлагерем. Их отчаянные атаки следовали одна за другой. И только на четвертый день к Бухенвальду подошли войска союзников. Эсэсовцы отступили в лес. Многие сдались в плен.
В лагерь прибыли американские грузовики. Солдаты раздавали узникам пакеты с продуктами.
* * *
На широкой Бухенвальдской площади, на камнях, видевших страшные трагедии, политых кровью, в послелний раз выстроились вчерашние пленники, антифашисты восемнадцати стран. Выстроились в прежнем порядке, побарачно, так, как стояли ежедневно многие годы. Пятьдесят тысяч человек, прошедших через муки и страдания фашистского ада, вышли на площадь отдать последний долг своим павшим товарищам.
Скорбно склоненные флаги. Звуки траурного марша.
Траурный митинг открывает Вальтер Бартель. Один за другим на трибуну поднимаются ораторы. Они говорят об одном: о ненависти к фашизму.
Выступает подполковник Смирнов. Весенний ветер треплет его волосы, помогает развернуть исписанный лист бумаги. Ветер далеко разносит его слова, слова клятвы, которую мысленно повторяют тысячи людей, заполнившие площадь:
— Мы, антифашисты, бывшие политические заключенные концентрационного лагеря Бухенвальд, собрались на траурный митинг, чтобы почтить память наших товарищей, умерщвленных фашистской бандой в Бухенвальде.
Пятьдесят шесть тысяч расстрелянных, повешенных, удушенных в газовой камере, замученных голодом, отравленных, умерщвленных и сожженных в крематории.
Пятьдесят шесть тысяч отцов, мужей, братьев, сыновей приняли мучительную смерть потому, что они были борцами против фашистского режима убийц!
Пятьдесят шесть тысяч матерей, жен, детей взывают к мести!
Мы, бывшие политические заключенные Бухенвальда, представители восемнадцати стран, совместно боролись против эсэсовцев, против нацистской банды. И эта борьба еще не закончена! Гитлеризм еще окончательно не уничтожен на земном шаре! Еще находятся на свободе наши мучители-садисты. Поэтому мы клянемся перед всем миром, на этом аппель-плаце, на этом месте ужасов, творимых фашизмом, что мы прекратим борьбу только тогда, когда последний фашистский преступник предстанет перед судом Правды!
Уничтожение фашизма со всеми его корнями — наша задача! Это наш долг перед погибшими товарищами, перед их семьями!
Клянемся отомстить фашистам за смерть пятидесяти шести тысяч наших товарищей!
Над площадью взлетает лес поднятых и гневно сжатых кулаков, гремит многотысячное, повторяется на разных языках грозное:
— Клянемся!!!
* * *
По распоряжению американского командования в Бухенвальд согнали всех немцев — жителей Веймара и ближайших селений, чтобы они воочию убедились в злодеяниях, которые совершили их соотечественники, палачи в эсэсовских мундирах. Многие немцы, потрясенные ужасами, падали в обморок.
В бывшем эсэсовском городке, в казармах и офицерских общежитиях, размещали истощенных людей, которых собирали по всему концлагерю и осторожно, на руках, доставляли в походный госпиталь.
На второй день после прихода американских войск русские бригады стали готовиться в поход, навстречу родной Советской Армии.
Американский полковник попытался было задержать советских военнопленных в концлагере «до особого распоряжения».
— Господин полковник, война еще не окончена, — заявил ему подполковник Смирнов. — И мы не советуем вам препятствовать недавним узникам, самостоятельно завоевавшим свободу. Они оружие не сдадут.
Полковник молча пожал плечами. По решительным лицам советских командиров он понял: таких людей ничем не остановишь.
После торжественного обеда, сохраняя боевое построение и выслав вперед сторожевые отряды, две тысячи советских бойцов — основная ударная часть бухенвальдской армии — двинулись на восток.
Отряд за отрядом, сохраняя равнение, уходили недавние узники через главные ворота лагеря, на которых по-прежнему висели железные буквы: «Эдэм дас зайне» — «Каждому свое».
Сергей Котов скомандовал.
— Запевай, ребята!
И грянула песня, которая столько лет хранилась в душе, которую пели только шепотом, которая была верной спутницей трудной и неравной борьбы.
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна.
Идет война народная,
Священная война…
Советских людей провожал весь Бухенвальд.
Андрей Бурзенко, радостный и счастливый, шел в первых рядах колонны. Курт подбежал и крепко обнял его:
— Друг Андрэ! Обязательно приезжай. Жду в гости! Помни наш уговор!
— Спасибо, Курт! До встречи!
