Шорох за спиной. Еще один зверь? А вот это уже серьезно. С одной кошкой, как бы ловка и сильна она ни была, Мирослав не боялся встретиться лицом к лицу, но две — это слишком.
Большие кошки — отличные бойцы, но плохие марафонцы. Даже пардусы, способные в два счета обогнать лучшую лошадь, не могут быстро пробежать больше двухсот локтей.
Воин покрутил головой, выбирая просвет между деревьями, и сорвался с места. Звери кинулись следом. Один по земле, второй — по ветвям, низко нависающим над головой. Сквозь собственное ровное дыхание Мирослав слышал, как мягко переступают сильные лапы, как метут по листьям длинные хвосты, как вырывается из мощных пастей азартное мурлыканье.
Удастся уйти или нет?! С каждой секундой, с каждым шагом это волновало его все меньше. Если зверь бросится ему на спину, он обернется и убьет его, а до этого момента будет просто бежать, вдыхая свежий утренний воздух, ловя звуки просыпающегося леса, сливаясь с ним, растворяясь в нем. Мирослав сам становился лесом, прорастал в него всем своим существом. В какой-то момент он понял, даже не понял, а почувствовал, что хищники уже не охотятся на него, а просто бегут рядом.
Они приняли его за своего.
С первыми лучами солнца к храмовой стене потянулись люди. Первыми объявились носильщики в одних набедренных повязках, потом воины, затребованные Кортесом. Следом из окрестных улиц хлынула толпа горожан.
За полчаса до рассвета Ромка вывел меченосцев за ворота и, не обращая внимания на роптания, построил их в две косые шеренги, начинающиеся прямо от ворот. Строго, как только мог, он велел солдатам не разрывать строй, красочно описав, чем это грозит. Индейцы, подходящие к открытым воротам, попали как бы в воронку из панцирей, щитов и обнаженных мечей, в самом горлышке которой их встречал Ромка.
Стоя на специально подставленном ящике, в начищенной до блеска кирасе, в шлеме бога Уицилопочтли, он старался произвести грозное впечатление. Громовым, как ему казалось, голосом он твердил несколько фраз, подсказанных Мариной и де Агильяром. В замысловатых туземных словах крылись и приветствие, и настоятельная просьба сдавать копья и мечи. Чоульские воины подчинялись с видимой неохотой. Почти все чоульцы оставляли при себе длиннющие обсидиановые ножи.
Наконец в створе показался сам верховный касик, высокий дородный мужчина с надменным, даже чуть брезгливым выражением, приклеившимся к скуластому лицу. Ни он сам, ни его свита не повернули головы, когда Ромка подступил к ним с той же просьбой. Наверное, они чувствовали за собой копья мешикского войска, укрытого на подступах к городу. Интересно, как Кортес собирается увещевать такую толпу народа? Зачем он решил пустить во двор не только касиков, но и простых воинов? На Ромкин взгляд, ограничиться только вождями было бы куда безопаснее.
С вершины пирамиды заголосил рожок — условный сигнал. Заранее предупрежденные солдаты тычками и рукоятками мечей оттеснили от ворот шумно протестующих чоульцев, не успевших пройти под арку. Несколько конкистадоров налегли на створки, со скрипом прикрыли их и заложили в наскоро переделанные петли специально приготовленный брус. Запахло горящими фитилями, на стене появились стрелки де Ордаса. Ромка приободрился. Даже если толпа попытается взять ворота приступом, то залпы из аркебуз и арбалетов быстро остудят ее пыл.
Однако почему стрелки стоят лицом не наружу, а внутрь, во двор? У Ромки в животе зашевелился неприятный холодок. Сквозь рокот толпы пробился визгливый фальцет королевского нотариуса. Нараспев, пункт за пунктом, описывал он оторопевшим чоульцам, собравшимся во дворе, их измену, упомянул о прибытии отрядов Мотекусомы, о намерении убить подданных великого короля и съесть их. Все это вынуждает испанцев наказать их оружием. Фальцет нотариуса перекрыл раскатистый баритон Кортеса, сообщающий оторопевшим индейцам, что по испанским законам все они подлежат смерти за свои преступления, и тут же грянули орудия. Над стеной взметнулись белесые клубы пыли и сизые космы пороховой гари.
Ромка не видел, но прекрасно понимал, что происходит. А что сделают люди, оставшиеся снаружи?! Нападут?! Раскрашенная толпа, воняющая потом и кровью, наседающая на бледных от напряжения меченосцев, отпрянула, гневные вопли сменились скулежом голодных щенков. Многие побежали. Молодому человеку хотелось заткнуть уши и спрятать голову в песок, чтобы не слышать криков умирающих, звуков разрываемой плоти и визга свинца, рикошетящего от каменных стен.
Вдруг толпа прянула обратно. Атака?! Нет, индейцы смотрели в другую сторону.
Ромка недоумевал, пока не увидел на улицах штандарты с белыми орлами. Заслышав стрельбу, талашкаланская армия снялась с места и ворвалась на улицы ненавистного им города. Успев хорошо узнать характер своих новых союзников, Ромка понял, что грабежей, убийств и кровавых жертвоприношений избежать не удастся. Но и сделать он ничего не мог. Будь проклята эта война.
Посыльный вбежал в огромный зал и пал ниц пред ступенями золотого трона.
— О великий Мотекусома, — заговорил он, с трудом переводя дыхание. — Посланцы богов разгадали наш план. Они заманили несколько тысяч чоульцев в храмовый двор и расстреляли их, а остальным пригрозили, что их постигнет та же участь, если они будут служить вам.
— А что моя армия? — сдвинул брови правитель Мешико.
— Касик Утепуксома не решился идти на помощь Чоуле, считая, что это бессмысленно. Он решил сохранить людей для будущих битв.
— Здесь я решаю, как будет лучше! — вскочил с трона Мотекусома. — Касика Утепуксому доставить в Мешико и принести в жертву, а тело его бросить храмовым животным! И этого тоже. — Он брезгливо указал пальцем на посланца, распростертого на полу.
— Великий Мотекусома, мы получили новое прорицание Уицилопочтли, — говорил жрец. — Не препятствуй их въезду в Мешико, так как именно здесь всему их войску суждено погибнуть.
— Пустить врага в город? — удивился Мотекусома. — Вы что мне советуете?!
— Не мы, повелитель, — тихо и твердо ответил жрец. — Так говорит бог войны Уицилопочтли.
Мотекусома обреченно вздохнул и откинулся на высокую спинку трона.
Ровная мощеная дорога, на которой легко умещались двадцать человек в ряд, постепенно переходила в узкую дамбу, которая вела к конечной цели похода — великому городу Мешико. Его великолепие затмевало все, что испанцы видели до этого момента.
Первые постройки племя мешиков, когда-то малочисленное и слабое, изгнанное со своих земель воинственными соседями, соорудило на нескольких островах, расположенных в центре огромного озера. Богатые рыбой воды давали питание и укрытие от врагов, которым и в голову не приходило переплывать озеро, дабы отобрать у поселенцев их нищенский скарб. В безопасности и сытости племя разрасталось. Хижины и землянки приходилось уже строить у самой воды, и иногда их смывало. Постепенно острова начали досыпать песком и щебнем, оставляя между ними только узкие каналы. Тростник уступал место камню. Небольшие святилища надстраивались, вырастая в величественные пирамиды. Мостились площади, где проходили шумные праздники и приносились в жертву сотни людей. Каналы выкладывались камнем и мозаичной плиткой.
