Ознакомительная версия.
Страшным проклятьем Бо Франсуа остановил его.
– Молчать! – сердито вскрикнул он. – Ты знаешь больше, чем следовало бы тебе, и это для тебя опасно, Баптист, верь мне, очень опасно… Я не люблю, чтобы за мной следили.
Последние слова были сказаны таким ужасным, диким голосом, что Баптист и даже Руж д'Оно вздрогнули.
– Ну, полно, – грубо заговорил он спустя несколько минут, – и чтоб об этом больше не было и речи! Я хотел только испытать вас обоих. Теперь смотрите, берегитесь своих языков, беда тому из вас, кто посмеет вспоминать о том, что лучше было бы ему забыть.
И тронув шпорой свою лошадь, он снова поехал рысью. Товарищи молча следовали за ним, и вскоре, казалось, у всех только и было на уме, как бы скорее доехать до места.
Между тем Бо Франсуа, галопируя впереди, все еще сильно был задет только что кончившимся разговором, и можно было подслушать его, говорившего уже с самим собою:
– Этот плут хирург опять-таки прав. Я сумасшедший, тысячу раз сумасшедший, что думаю об этом… Теперь уже поздно, значит нечего больше и думать. Нельзя пренебрегать и властью, которая у меня в руках, к тому же, зачем унижаться, просить то, что можно отнять? Останусь тем, что есть…
Солнце садилось, когда они подъезжали к Анжервилю. Как ни сильны были их лошади, но все же на этот раз они казались очень уставшими. Зато работа их была на этот раз кончена, так как за трудностью дороги путники должны были далее идти пешком. Избегая большой улицы, где их могли бы заметить, они, проехав по узенькому глухому переулку, остановились около гумна, принадлежавшего, по-видимому, какой-то богатой ферме. Тут они остановились, и Бо Франсуа тихо свистнул.
Спустя две-три минуты дверь приотворилась и личность, которую не было видно в темноте, произнесла какой-то условный знак. Бо Франсуа ответил и вслед за ним лошадей и всадников ввели во двор.
Но не прошло и четверти часа, как с большими предосторожностями они оттуда снова вышли, в эту же самую дверь. Теперь они шли пешком, шпоры их исчезли и в руках было по толстой нормандской палке в виде посоха. Убедясь, что нет никого в переулке, они отправились, и дверь за ними заперлась.
Через несколько минут они вышли из города и еще при слабом свете сумерек углубились в хорошо знакомый им лес. Чем более подвигались они, тем более возвращалось к ним спокойствие и уверенность в безопасности, тем смелее они шли. Видно было, что в этом лесу они считали себя дома. Свободно и громко заговорили, и Бо Франсуа указал своим товарищам на пламя, освещавшее вдали верхушки деревьев, как зарево большого пожара.
– Ну, – сказал он весело, – наши ребята там потешаются. Через четверть часа и мы будем с ними. Между ними есть там, которые и не подозревают о празднике, какой я им готовлю…
– Да, Баптист, ты сейчас правду сказал: ни в каком случае не могу я отказаться от удовольствия отомстить, когда меня обидят… как отрадно мстить!
И зверски улыбнувшись, он пошел еще быстрее.
Место, в которое Бо Франсуа и его товарищи зашли, было нечто вроде заброшенного пустыря, где шайка безнаказанно могла предаваться всевозможным оргиям. Сторона эта редко кем посещалась, так как была гориста, изрезана ручьями и оврагами, делавшими ее почти недоступной. Большие леса, соединенные тут один с другим, представляли верное убежище мошенникам, и потому более сорока лет уже, как леса эти пользовались дурной славой, постоянно поддерживаемой производимыми в них воровством и убийствами.
Со вступления Бо Франсуа в атаманы Оржерской шайки они особенно стали страшны окружающим жителям. Там, действительно, как мы уже сказали, было место общего собрания шайки. Сюда стекались в известные времена из-за тридцати лье всякого пола и возраста мошенники, опустошавшие одну из богатейших провинций Франции.
Никто из путешественников не решался пуститься по этой опасной дороге; никто из земледельцев не смел пройти после заката солнца. Даже вооруженная сила, имеющаяся в стране, оказывалась бессильной перед многочисленностью этих страшных групп, а потому редко сюда и показывалась.
Вследствие всего этого оржерские разбойники окончательно завладели этой местностью, как своим поместьем. Бо Франсуа, подражая только что устроенному тогда правительством разделению земель, тоже разделил эти обширные леса на департаменты, кантоны и уезды, в которых управляли и расправлялись его лейтенанты.
Так, например, Лиферпотские и Пуссинские леса составляли уезды, Эскобильский; Готтенвильский и Летурвильский составляли кантоны. Главными пунктами были Ламюст и Шарсбодуан, примыкающие один к другому. В Ламюсте находилось здание, служившее главной квартирой сановников шайки. Наконец, чтобы не ошибиться и чтобы все знали это распределение, имена их были вырезаны на стволах деревьев в лесу, так что их могли читать и прохожие, вынужденные проходить по этому проклятому месту. (Исторически верно.)
И действительно, страх, внушаемый окрестным жителям разбойниками, был так велик, что последние даже не считали нужным скрываться в этой местности. Уже гораздо позже стало известно, что соседние фермеры хорошо знали настоящее занятие этих нищих и бродяг, часто ходивших к ним проситься на ночлег, они знали их имена, их тайную организацию, в случае нужды они даже легко могли бы исчислить все их преступления.
Постоянно обижаемые этими негодяями, принуждавшими их кормить себя несколько дней кряду, они не могли ни отказать, ни жаловаться и безропотно покорялись их требованиям, не подозревая даже, что этим самым делаются сами почти что сообщниками; только тогда, когда шайка была уже рассеяна, эти люди решились говорить, и судьям пришлось в этом случае убедиться с грустью, что даже и в честных людях гнездится порой много эгоизма и подлости.
Путникам и на этот раз пришлось убедиться во внушаемой страхом к ним услужливости крестьян. Сделав в этот день более двенадцати лье, они шли уже с час пешком в тяжелых плащах, вдобавок по изрытой почве.
Сильно уставшие и измученные, несмотря на то, что дороги оставалось всего на час времени, они захотели отдохнуть и чего-нибудь выпить.
Бо Франсуа остановился на верхушке холма, откуда можно было видеть всю окрестность.
И хотя ночь уже наступила, но такая светлая, лунная, что на большом расстоянии можно было хорошо различать предметы. Осмотрясь, он указал по направлению к опушке леса, на большую ферму.
– Вот где живет этот старый плут Мартон, – сказал он лаконично, – пойдем к нему.
И они направились к ферме.
Вскоре показавшийся в окнах дома свет убедил, что хозяева, несмотря на позднее время, еще не спят. Конечно, причиной этого бодрствования было сознание большого сборища по соседству, но, несмотря на то, ничто не подтверждало их опасений. Не было принято никакой меры предосторожности, даже собаки сидели на цепях, и наружная дверь была едва притворена. Может быть, все это было не что иное, как расчет, так как малейший признак желания защититься мог навлечь на них беду, которой они именно желали избегнуть.
Ознакомительная версия.
