– Пока вы не предоставите гарантии того, что Анна жива, я не скажу ни слова, – не очень уверенно произнес он.
Терпение Казарина лопнуло:
– Да где ж я их возьму? С потолка? Вера тоже не выдержала:
– Ну и черт с ним! Простите, но вы – типичный… типичный сэр Пиквик. Такой же упрямый и глупый. Пошли, Алексей!
Казарин вздохнул и поплелся за ней в зал.
– Погодите, – услышали они за своей спиной. Обернувшись, Алексей увидел совершенно растерянного Уилсби.
– Мне будет достаточно вашего слова, что моя жена не убита вашими людьми.
Вид у Уилсби был такой жалкий, что Алексей вдруг приложил руку к своему сердцу и, вспомнив всю английскую литературу, которую ему удалось прочесть, запальчиво произнес:
– Слово джентльмена!
Англичанин грустно улыбнулся и посмотрел на Веру.
– Вижу, что ваш спутник тоже читал Диккенса. – И снова став серьезным, добавил: – Дайте мне рисунок…
Когда он уже заканчивал свои объяснения, из-за колонны неожиданно появилась Таня.
– Чует мое сердце, ты опять во что-то ввязался, – произнесла она, взяв Алексея под руку и обворожительно улыбнувшись англичанину. А затем, посмотрев на Веру, непередаваемым тоном добавила: – Спасибо, Вер, ты можешь идти домой.
Англичанин с нескрываемым интересом наблюдал за этой сценой. Смущенный Казарин развел руками и неожиданно выпалил:
– Ши из май вайф…
Было примерно девять часов вечера, над Донским кладбищем взошла луна. Фомка сорвала замок на церковных дверях, и две тени проникли в собор. Чиркнула спичка, дрожащий свет свечи озарил лица двух могильщиков.
– Чисто, – прошептал долговязый и, выглянув на улицу, свистнул в темноту. В ту же минуту из-за угла церкви появились Владимир Константинович и Анна. Они проскользнули внутрь, дверь за ними захлопнулась.
Могильщики запалили керосиновую лампу, ее тусклый свет позволил Анне подойти к алтарю. Прошла минута, за ней другая… Анна по-прежнему внимательно вглядывалась в лики святых на центральном иконостасе.
– Надо пошевеливаться, – заныл один из могильщиков, обращаясь к Казарину. – Неровен час, сторожа до ветру подымутся. Тогда без мокрухи не обойтись.
Но Владимир Константинович промолчал. Он следил за действиями Анны, которая, о чем-то думая, ходила от иконы к иконе. Могильщики переглянулись, и тот, что был поздоровее, тронул Казарина за рукав.
– Мужик, а мужик? Набавить придется.
– Будет тебе… и белка, будет и свисток, – пробормотал Владимир Константинович.
Он хотел еще что-то сказать, но в этот момент Анна радостно вскрикнула:
– Нашла! Вот она…
Казарин посмотрел на указанную Анной икону.
– Ты уверена? – тихо переспросил он.
– Она! – кивнула Анна. – Конечно она. Дед всегда подводил меня именно к ней.
Глаза ее блестели. Казарин махнул могильщикам.
– Давайте, только аккуратно.
Гробокопатели, перекрестившись, теми же фомками, которыми вскрывали дверь, стали выковыривать икону из оклада. Послышался треск лопающейся рамы.
– Осторожнее, варвары, – прикрикнул на них Казарин.
Наконец икона была извлечена. Анна взяла ее дрожащими руками и поднесла к лампе, перевернула и обнаружила то, что искала: на обратной стороне была прибита небольшая фанерная дощечка. Анна попыталась подковырнуть ее пальцем, но только посадила занозу. Казарин одной рукой взял икону, а другой – вынул из волос любимой шпильку.
– С возвратом, – улыбнулся он и поддел дощечку.
Анна тут же поднесла ее к лампе и начала внимательно изучать обратную сторону, сплошь усеянную какими-то буквами. Надписи шли двумя колонками: слева – этрусские буквы, справа – кириллица.
– Вот он, – благоговейно прошептала Анна. Казарин понимающе кивнул и протянул икону могильщикам.
– Поставьте на прежнее место.
Но гробокопатель взял лик и сунул его под телогрейку. Владимир нахмурился.
– Я, кажется, ясно сказал: верни икону на место, – строго повторил он свою просьбу.
Могильщик сплюнул на пол.
– Мужик, не гони. Ты бабой своей командуй, а мы и без тебя разберемся.
Казарин схватил его за телогрейку и вырвал икону. Но в этот момент раздался крик, Владимир обернулся и увидел Анну в руках второго грабителя. Он держал нож у ее горла. Казарин замешкался, и этих потерянных секунд было достаточно, чтобы первый грабитель выхватил заточку.
– Ну вот и все, дядя, – недобро заулыбался он.
Ни один мускул не дрогнул на лице Казарина. Он погладил рукой тяжелый золотой оклад иконы, оценил расстояние между собой и противниками, а затем спокойно спросил:
– Что ж, и не побоитесь в храме кровь проливать?
– Не-а, – ухмыльнулся тот, что держал нож.
– Ну, тогда начнем, – подытожил разговор Казарин, и в ту же секунду в сторону могильщика, державшего Анну, рассекая воздух, полетел камень-неваляшка, который Владимир захватил с собой перед уходом из дома. Анна не успела охнуть, как предмет вонзился в лоб грабителя, и тот рухнул на пол, увлекая ее за собой. Второй бандит бросился на Казарина с заточкой, но Владимир успел загородиться иконой, и отточенный штырь застрял в ней.
– Грех-то какой! – успел пошутить Казарин. – Этого я тебе не прощу.
С этими словами он нанес короткий молниеносный удар в переносицу нападавшего. Удар был такой мощный, что могильщик отлетел в угол и потерял сознание.
Анна уже успела подняться и теперь стояла ни жива ни мертва. А Владимир бережно поставил икону на место и поднял с пола свой камень-неваляшку.
– Что это? – спросила Анна.
– Так, сувенир из прошлого, – уклончиво ответил Казарин, взял ее за руку и добавил: – Пошли отсюда.
Проходя мимо аналоя, Казарин наклонился и поднял с пола сбитую в драке свечу. Поставив ее на место, Владимир перекрестился и поспешил к выходу.
– Надо торопиться, пока электрички ходят…
По дороге из английского посольства Лешка успел в общих чертах все рассказать жене. Как оказалось, на свою голову: когда они вбежали в свою кремлевскую квартиру и Казарин начал лихорадочно переодеваться, то же самое стала делить Татьяна.
– Ты куда это? – спросил Лешка, застегивая ремень.
– Не задавай дурацких вопросов, я тебя одного не пущу.
– Э-э, нет, так дело не пойдет.
Лешка взял жену за плечи и усадил на стул. Она посмотрела на него снизу вверх.
– Один пойдешь? Казарин хмыкнул:
– Ну, без тебя – это точно.
– С Веркой? – В глазах Татьяны сверкнул недобрый огонек.
– Что ты несешь? – Лешка даже всплеснул руками. Танька упрямо мотнула головой.
– Я тебя одного не пущу. Рассказывать об отце, кроме меня, ты никому не будешь. Значит, пойдешь один. Я с тобой. Какая-никакая, а все же помощь.
