Софья Говард проснулась — нестерпимая жажда мучила ее; было ли это следствием быстро улетучивающихся капель?
Бачиоки страшно побледнел и затаил дыхание. Что если графиня схватит колокольчик, который позабыли убрать со стола.
— Где ты? — спросила Софья, думая о своей горничной. — Да, да, я отослала тебя спать, покой также необходим тебе.
Жажда усилилась, Софья судорожно схватила стакан с ядом и залпом выпила, потом снова поставила его на мраморный столик.
— Готово! — прошептал Бачиоки.
— Уйдем поскорее!
— А оставшиеся в стакане капли? — спросил осторожный граф.
— Могут в нем остаться, — коротко ответила Габриэль.
— Вы так уверены?
— Конечно; в стакане осталась одна вода.
— Тем лучше! Я удивляюсь вашей ловкости!
— Поспешим! Через минуту больная попросит пить и, может быть, позовет горничную, — говорила Габриэль Беланже, зная действие приготовленного ею яда.
— И горничная нальет свежей воды в стакан, уничтожив таким образом малейший след отравы. Вы очень предусмотрительны. Идите вперед!
Бачиоки и Габриэль уже готовились оставить прихожую и вернуться в коридор к Лапиньолю, как вдруг из спальни до них долетел крик: «Воды!..»
Яд, как видно, подействовал очень быстро.
Бачиоки остановился; он испугался, что раздастся звонок и девушка услышит новый крик графини и встретит их в коридоре.
Слуга был на лестнице, но и его терпение могло кончиться!
— Идите вперед! — сказал он по-прежнему спокойной отравительнице, сам же тихими шагами снова поспешил к портьере.
Испуганная страшной жаждой и под влиянием невыразимой боли, Софья Говард протянула руку к колокольчику. Бачиоки видел это, одним прыжком он очутился возле кровати, схватил графиню за руку. Ужас и удивление лишили ее дара речи; прежде чем она успела вскрикнуть, Бачиоки бросил ей на лицо подушку и прижал так крепко, что Софья не могла не только кричать, но даже дышать; все ее старания освободиться были тщетны; кроме того, действие яда усилилось. Бачиоки услышал только один слабый, подавленный вздох.
Софья Говард боролась со смертью… Когда она утихла, он снял с ее лица подушку.
В дверях показался Лапиньоль и жестами стал звать его. Со всех ног бросился граф из спальни и, не сказав ни слова, вошел в коридор, где ожидала его Габриэль.
Графини Борегар более не существовало!..
Слуга вывел графа и Габриэль через заднюю лестницу из замка в парк. Минуту спустя они сели в экипаж и вскоре вернулись в Париж, не возбудив ничьего подозрения.
Дорогой Бачиоки вручил отравительнице условленную сумму денег.
На другое утро горничная нашла Софью на кровати без малейших признаков жизни. Сначала она решила, что графиня спит, но видя, что та не пробуждается и не слышит ее отчаянных криков, горничная, ломая руки, побежала к Лапиньолю.
— Доктора! Как можно скорее доктора! Графиня… О, милосердный Боже, графиня…
— Что с вами? Что случилось?
— Графиня не дышит, вся похолодела… Скорей зовите докторов! Лапиньоль тотчас отправился в город и привез докторов, которые засвидетельствовали внезапную смерть графини.
Никто, кроме слуги, не знал правды; Лапиньоль же был неожиданно арестован и отправлен в Бисетр. Все его просьбы и доказательства были напрасны, даже рассказ о ночи и желание повидаться с графом не были приняты во внимание. Он принадлежал к одним из тех, кем пользовались приближенные императора и кого вслед за тем безжалостно уничтожали. Никто не слышал его жалоб и проклятий, их заглушали толстые стены Бисетра.
Тихо и просто похоронили графиню Борегар, никто не провожал ее в могилу, потому что у нее не было ни одного искреннего друга. Так кончила жизнь свою Софья Говард, пользовавшаяся до Евгении любовью Наполеона III…
Тюильрийские тайны множились; был учрежден кабинет, назначенный только для сохранения этих тайн и исполнения приказов, о которых никто не должен был знать. Кабинет состоял из испытанных доверенных лиц и назывался «черным кабинетом».
Заседания его происходили ночью. Долго никто ничего не знал ни об этом тайном суде, ни о его членах.
С Карусельной площади к императорскому флигелю вели маленькие ворота; по-видимому, ими никогда не пользовались, ибо они постоянно были заперты.
В одну из следующих ночей два господина, закутанные в плащи, приближались к этой тайной двери. Они шли по широкой, безлюдной площади, где были слышны только отдаленные, размеренные шаги часовых. Многие окна в Тюильри были еще освещены.
Было около полуночи. Оба господина разговаривали о предстоящей казни Орсини и Пиетри. Никто не наблюдал за ними и не подслушивал их.
Один из них, высокий, Флери, вынул из кармана ключ и отпер ворота, потом пропустил вперед своего спутника, маркиза Фульеза, женатого на родственнице Наполеона.
Длинный узкий коридор, лежащий перед ними, был теплым и освещенным. Он вел к удобной витой лестнице. Когда Флери старательно запер за собой дверь, они поднялись наверх.
Пройдя по коридору, украшенному цветами и тропическими растениями, который соединял покои императора и Евгении, они наконец достигли бокового коридора и, отворив в нем дверь, вошли в черный кабинет.
В нем находилось уже три человека, а именно: герцог Морни, генерал Боске и государственный казначей Бачиоки. Эти пять господ составляли тайный суд Франции, доверенное правление Тюильри.
Черный кабинет был невелик. Посреди комнаты стоял длинный, покрытый черным сукном стол с письменными принадлежностями и урной из черного мрамора. Возле стола стояло пять стульев, у одной стены находился большой, несгораемый черный шкаф, у другой — дверь, выходившая прямо в императорские покои, а у третьей — камин, в котором пылали угли. На камине стояли старинные часы; у четвертой стены находилась дверь с черными портьерами, выходившая в коридор.
Присутствующие раскланялись и заняли свои места; маркиз Фульез снял маленький ключик с шеи и отпер несгораемый шкаф. Он, казалось, был секретарем тайного совета. Возле его места висел звонок, предназначенный для вызова слуг.
— Примемся за дела, — сказал Морни. — Господин маркиз, какие дела самые важные?
Маркиз Фульез, маленький худой человек с пепельным цветом лица, лишившийся два года тому назад жены, которая оставила несметные богатства, и вступивший во второй брак с родственницей Наполеона, взглянул на лежавший перед ним документ.
Это были тайные документы процесса об адской машине.
— Я нашел в конце три имени без замечаний, — начал маркиз отвратительно тонким голосом.
— И какие именно? — спросил Морни, исполнявший обязанности председателя; перед ним стояла мраморная урна.
