Ознакомительная версия.
– Поедешь со мной, моя радость! – успокоил махану Лобанов, закидывая на коня сначала грузного принца, легшего как тюк, а затем забираясь в седло сам. Скакуна Сергий выбрал самого крупного – этот двоих выдержит.
– Вперед! Держимся кучней! И не зеваем!
Так они и поехали, оставив за спиною сначала внутренний город, а потом и Западные ворота Анурадхи.
Обратная дорога заняла меньше времени – сменных лошадей предоставляли по первому требованию. Глубокой ночью похитители выехали к порту.
– Где вы были?! – провопил с борта Эдик.
– С якоря сниматься! – распорядился Сергий, не слушая Чанбу.
– Давашфари с вами хоть? – крикнул Квинт.
– Тут я! – подала голос дочь ябгу, и ликтор малость успокоился.
Погрузившись, римляне дали пинка махане, и тот слетел по трапу на причал. А ша-чуань медленно выходил в море.
Уже с рейда Сергий разглядел сотню факелов, чей свет метался по берегу, выхватывая из темноты блеск доспехов и лезвий. Успели…
«Чжэнь-дань» взял курс на юг, в полной темноте разминувшись с огромным кораблем, идущим на север. Обводы судна не были ясно видны, но дрожащий свет фонарей выбивался из окон, расположенных в три этажа – словно большой дом набрался смелости и отправился в плаванье, изменив твердой земле. Это плыл лоу-чуань.
Глава 18,
из которой доносятся звуки последнего и решительного боя
Весь путь от ханьских берегов не задували сильные ветра, все бури благополучно проносило мимо джонки. Океан долго терпел, играя корабликом, пока не решил, что хватит церемонии разводить, пора и пошалить малость. И наслал с юго-запада густую облачную массу, зловеще озаряемую снизу пересветами молний.
Добрая сила ветра растеряла всю попутную благость, злобствующий воздух задувал все сильнее, нагоняя клубы рваных облаков и затемняя небо.
Скрип дерева сделался надрывен, свист ветра перешел в унылый вой.
– Спустить паруса! – надрывался Юй Цзи. – Все, все долой!
Поглядывая на горизонт, линия которого непрерывно подсвечивалась зарницами, Сергий энергично работал рукояткой брашпиля, наматывая фал. Неподалеку пыхтел Эдик, затягивая узел покрепче.
– Чань Бо! – крикнул кормщик. – Крепить лучше! А то срывать и уносить!
Эдик закрепил на совесть. И тут же налетел шквал. Громовым ревом покрыв шум волн, ветер навалился на ша-чуань, почти опрокидывая корабль набок, и Чанба сам чуть не свалился. Ухватившись за снасти, он повис и заработал первую порцию крутящейся пены.
Ветер рычал, вздыбленный океан вертел джонку, сливая раскаты падающих валов в непрерывный гром.
– Привязаться! – заорал Сергий. – Всем!
«Чжэнь-дань» то взметывало на косматый гребень исполински громадной водяной горы, то низвергало в провал волн, меж гладких скатов колышущейся пучины, как с обрыва в темное, сырое ущелье.
Кормчий что-то кричал Сергию, тыча рукой назад, но бешеная сила бури убивала все звуки. Лобанов, намертво вцепившись в гудящие фалы, прямые и твердые, как палки, повернул голову назад. На корме, сквозь взмахи хвостов летящей пены, виднелся раскоряченный силуэт Гефестая. То и дело слепящие вспышки молний выхватывали его фигуру, заливая корабль мертвенным светом. Вот оно! Застилая мятущиеся перуны, вздыбился гигантский вал, уж никак не меньше сорока локтей в высоту. Косматая вершина чудовищной волны завернулась вперед, будто разглядывая палубу сверху, и рухнула. Сергий вцепился в стонущий канат, ша-чуань высоко вскинул корму, вставая на нос, и скатился по темному, бурлящему склону.
Рушащаяся масса пены закрутилась, загуляла по палубе, перекатываясь через нос, и ша-чуань выпрямился, заплясал в такт громадным водяным горбам.
– Так держать! – донеслось сквозь бурю хриплое отрывистое восклицание.
Ша-чуань метало меж водяных холмов и провалов волн, и всё, что в данный момент было позволено команде, так это терпеть, ждать и надеяться.
Буря уходила к югу, унося джонку за собой. Всю ночь стихийный беспредел крутил, вертел кораблем, как хотел. Шторм стал стихать лишь под утро.
…Сергий разлепил глаза – серый полумрак, затмивший яркое небо, синел понемногу, пропуская свет солнца. Дикая пляска гребней волн тоже унималась – неслыханное, оглушительное неистовство бури выдыхалось, стихало ее грозное дыхание.
И вот умчались темные тучи, яркий свет залил океан, возвращая невинное голубое небо.
Сергий чувствовал в теле разбитость и страшное утомление – долгими часами приходилось напрягаться только для того, чтобы устоять, чтобы тебя не оторвало и не сбросило в воду.
Юй Цзи бродил по ша-чуаню хмурый и невеселый. Волны изрядно поозоровали, прихватив с собою кое-что из корабельного имущества, но главная неприятность гнездилась ниже.
– Хотеть наблюдать? – спросил Лобанова кормчий.
– Хотеть.
– Ходить за мной…
Они спустились в трюм, где плескалась вода, поднимаясь до колена. За переборкой, ближе к носу, вода стояла по пояс.
– Обшивка разошлась? – спросил Сергий.
Юй Цзи подумал и кивнул.
– Не будь тут переборок, мы бы и вовсе бульки пустили… Ну, что? Будем вычерпывать?
– Так не надо, – покачал головой Юй Цзи, – опять наливаться. Надо плавать к берегу, чинить.
– Знать бы, куда плыть…
– Моя смотреть – ша-чуань оттащило по югу… на юг. Далеко! Надо ходить север… на север, да.
– На север так на север.
Поднявшись на палубу, Сергий обнаружил, что все в сборе.
– Мы не утонем? – спросила Тзана.
– Да протянем еще маленько, – улыбнулся Лобанов.
– Хорошо хоть, груз не пострадает, – бодро сказал Эдик. – В том отсеке фарфор, он не мокнет…
– Зато мы можем пострадать, – перебил его Искандер. – Мало того, что нас оттащило к югу, так еще и ход потерян.
Сергий кивнул. Приняв на борт воду, ша-чуань приобрел сильный дифферент на нос, и теперь постоянно зарывался в волны, тараня валы и тормозя.
– А что к северу?
– А это смотря куда нас закинуло – или Африканский Рог, или Аравия.
– Ладно, держим на север, а там видно будет…
На третий день впереди показалась земля. Это был остров Диоскурида. Предприимчивые индусы потихоньку осваивали его берега, прозывая остров Сукхаджарадвипой. Арабы переиначили это слово, выговаривая «Сокотра».
Погрузневший ша-чуань медленно приблизился к суше. Впереди стлался белый сверкавший песок, над ним клонили кольчатые стволы пальмы с растрепанными кронами. Еще дальше деревья, лохматые панданусы и колючий кустарник сливались в лес, густели, забирались зеленым каракулем на горы, самая высокая вершина которых белела известковыми скалами.
Ша-чуань доплелся до берега и приткнулся к сухому и твердому в закутке за красными скалами. Земля…
Ознакомительная версия.
