— Потому что воины из Кента не смогут вовремя дойти до этого места, — произнес Плегмунд, как будто раздраженный моим вопросом, — а олдермен Сигельф обещал нам семь сотен воинов. Как только они к нам присоединятся, — продолжал он, — мы будем готовы встретиться с врагом.
Эдвард посмотрел на меня выжидающе, желая услышать мое согласие.
— Это ведь разумно, — наконец произнес он, когда я ничего не ответил, — подождать людей из Кента? Их число сделает нашу армию действительно грозной.
— У меня есть предложение, мой король, — сказал я почтительно.
— Я рад всем твоим предложениям, лорд Утред, — промолвил он.
— Думаю, вместо хлеба и вина церковнослужители должны подавать эль и старый сыр, — заявил я, — еще я предлагаю читать проповедь в начале службы, а не в конце, и думаю, что священники должны проводить церемонии обнаженными, и…
— Замолчи! — закричал Плегмунд.
— Если твои священники собираются вести войну, мой король, — ответил я, — почему бы воинам не управлять церковью?
Раздался нервный смех, но но по мере продолжения совета стало ясно, что предводителя у нас нет так же, как и у датчан.
Христиане говорят о том, что слепой ведет слепого, а теперь слепцы дрались со слепцами. Мнение Альфреда сыграло бы решающую роль на таком совете, но Эдвард прислушивался к своим советникам, а люди вроде Этельхельма осторожничали. Они предпочитали подождать, пока к нам подойдут войска Сигельфа из Кента.
— Почему до сих пор нет воинов из Кента? — поинтересовался я. Кент находился рядом с Лунденом, за то время, в течение которого мои воины пересекли бы половину Саксонской Британии и вернулись назад, люди из Кента не смогли совершить двухдневный переход.
— Они будут здесь, — ответил Эдвард. — Олдермен Сигельф дал слово.
— Но почему он задержался? — настаивал я.
— Враг прибыл в Восточную Англию на кораблях, — ответил архиепископ Плегмунд, — и мы боялись, что датчане воспользуются ими, чтобы высадиться на побережье Кента. Олдермен Сигельф предпочел подождать, пока не убедится, что угрозы нет.
— А кто командует нашей армией? — спросил я, и этот вопрос вызвал замешательство.
На пару секунд воцарилась тишина, затем архиепископ Плегмунд нахмурился.
— Армией, разумеется, командует наш король, — произнес он.
А кто, интересно, командует королем, подумал я, но ничего не сказал. Эдвард послал за мной в тот вечер. Уже стемнело, когда я пришел к нему. Он отпустил слуг, чтобы мы остались наедине.
— Архиепископ Плегмунд никем не командует, — упрекнул он меня, вероятно, вспомнив мой последний вопрос на совете, — но я считаю его предложение хорошим.
— Ничего не делать, мой король?
— Собрать перед сражением все наши силы. И совет с этим согласен.
Мы были в большой комнате наверху, где между двух светильников со свечами внутри стояла большая кровать.
Эдвард стоял возле большого окна, выходившего на старый город, возле окна, где мы так часто стояли с Этельфлед. Оно смотрело на запад в направлении нового города, где сейчас мягко светили огни. Дальше на западе было темно, черная земля.
— Близнецы в безопасности? — спросил меня Эдвард.
— Они в Сирренкастре, мой король, — ответил я, — поэтому да, они в безопасности.
Близнецы Этельстан и Эадгит находились вместе с моей дочерью и младшим сыном в хороших руках в Сирренкастре — в бурге, который был защищен так же хорошо, как и Кракгелад. Фагранфорда сгорела, как я и ожидал, но все мои люди спаслись в Сирренкастре.
— Мальчик здоров? — обеспокоенно спросил Эдвард.
— Этельстан — крепкий малыш, — ответил я.
— Хотел бы я увидеть их, — промолвил он.
— Отец Кутберт с женой присматривают за ними, — сказал я.
— Кутберт женат? — удивленно спросил Эдвард.
— На очень хорошенькой девушке, — ответил я.
— Бедная женщина, — произнес Эдвард, — он замучит ее до смерти загадками.
Он улыбнулся и огорчился, когда я не ответил ему улыбкой.
— А моя сестра здесь?
— Да, мой король.
— Ей следует присматривать за детьми, — строго сказал Эдвард.
— Сам скажи ей это, мой король, — ответил я, — она привела почти полторы сотни мерсийских воинов, — продолжил я. — Почему Этельред не прислал ни одного?
— Его беспокоят норманны из Ирландии, — ответил он, потом пожал плечами, когда я пренебрежительно фыркнул. — Почему Этельволд не пошел вглубь Уэссекса? — спросил он.
— Потому что у них нет предводителя, — пояснил я, — и никто не встал под его знамена.
Эдвард, казалось, был озадачен.
— Я думал, они планировали дойти до Уэссекса. провозгласить Этельволда королем и ждать, когда люди к ним присоединятся, но никто не пришел.
— Что они станут делать?
— Если не смогут захватить бург, — ответил я, — вернутся туда, откуда пришли.
Эдвард повернулся к окну. В темноте летали летучие мыши, иногда попадая в свет фонарей, освещавших высокую комнату.
— Их слишком много, лорд Утред, — произнес Эдвард, говоря о датчанах, — слишком много. Мы должны быть уверены, прежде чем атаковать.
— Если ждать определенности в войне, мой король, — ответил я, — умрешь от ожидания.
— Отец советовал мне оставаться в Лундене, — промолвил Эдвард. — Он велел не сдавать город.
— И позволить Этельволду завоевать остальную часть страны? — кисло спросил я.
— Он умрет, но нам нужны воины олдермена Сигельфа.
— Он ведет семь сотен?
— Так он обещал, — сказал Эдвард, — что дает нам больше четырех тысяч человек, — это число его ободрило. — И, конечно, — продолжал он, — теперь у нас есть твои воины и мерсийцы. Мы должны быть достаточно сильны.
— А кто нами командует? — спросил я грубо.
Эдвард удивился вопросу.
— Конечно же я.
— Не архиепископ Плегмунд?
Эдвард застыл.
— У меня есть советники, лорд Утред. — заявил он, — лишь глупый король не слушает своих советников.
— Лишь глупый король, — отозвался я, — не знает, каким советникам стоит доверять. А архиепископ советует тебе не доверять мне. Он считает, что я симпатизирую датчанам.
Эдвард поколебался, я потом кивнул.
— Он беспокоится об этом, это правда.
— До этого момента, мой король, я единственный из твоих людей, кто убил хоть одного из этих ублюдков. Для человека, которому нельзя доверять, это странное поведение, не так ли?
Эдвард просто посмотрел на меня, а потом отмахнулся от большого мотылька, пропорхнувшего рядом с его лицом. Он подозвал слуг, чтобы закрыли большие ставни. Где-то в темноте я слышал пение.
