В журнале совещания было указано на необходимость соблюдать в строжайшей тайне приготовления к экспедиции, дабы помешать враждебной деятельности английских агентов, которая могла бы затруднить осуществление похода.
— Пора уничтожить у меня в Оренбурге осиное гнездо британских соглядатаев, — сказал Перовский. — Они уже немало повредили, и я прошу вас, Карл Васильевич, испросить у государя разрешение выдворить из Оренбурга мистера Джеймсона и его коллег…
— Удобно ли теперь? — усомнился Нессельроде. — Мы не хотели больше ссориться с Лондоном.
— Вот потому и нужно прикрыть Евангелическую миссию в Оренбурге! Если угодно, я сам попрошу об этом государя, — возразил Перовский.
Он предложил после захвата Хивы сменить хана Аллакули и заменить его кем-либо из киргизских (казахских) султанов. Чернышев и Нессельроде согласились, и было постановлено: «Мера сия, не противная обычаям азиатцев, совершенно была бы соответственна действиям англичан в настоящей их экспедиции против Дост Мухаммед-хана, объявленная цель коей состоит, между прочим, в низвержении этого властителя…»
— Посадив опять в Кабуле Шуджу, — говорил Перовский, — англичане усилят власть и влияние во всей Средней Азии. Очень прискорбно, что все старания Виткевича пошли прахом. Мы многого могли бы достичь там, если бы не отступили…
Нессельроде с укором посмотрел на Перовского, но он обратился к военному министру Чернышеву.
— Виткевич — мой адъютант, я его высоко ценю и прошу вас, Карл Васильевич, и вас, Александр Иванович, вернуть этого отличного офицера в Оренбург, он очень понадобится мне. Что же касается Афганистана, то мы, повторяю, многого могли бы там достичь… Но теперь дело прошлое, и надлежит нам так ответить англичанам в Хиве, чтобы испортить их успех в Кабуле…
Перед отъездом в Оренбург Перовский получил разрешение закрыть английскую Евангелическую миссию…
Что касается Виткевича, то Чернышев оставил на рассмотрение Нессельроде — отпустить ли Виткевича к Перовскому или удержать при Азиатском департаменте. А Нессельроде заявил Перовскому, что примет решение, когда Виткевич прибудет в Петербург и представит полный отчет о своей миссии.
5 марта н. ст. в Лондоне вышла в. свет «Синяя книга. Корреспонденция, относящаяся к делам в Персии и Афганистане». Пальмерстон опубликовал ее, чтобы доказать парламенту и публике правильность своей политики в Афганистане и Персии. А для этого он совершил подлог: из депеш Бернса и других документов выкинул все места, где говорилось о расположении эмира к Англии, о его желании договориться с Англией. Все, что Бернс писал о необходимости и возможности удовлетворить справедливые требования Дост Мухаммеда, было изъято; действия эмира были представлены как непоколебимо враждебные Англии, а действия Окленда как единственно правильные и необходимые… Виткевичу были приписаны поступки, которых он не совершал.
Когда «Синяя книга» дошла до Калькутты, где находился Бернс, он с изумлением увидел, что его депеши искажены, и сказал Окленду, что желает в печати исправить грубые ошибки.
— Теперь, когда наша страна вовлечена в важные предприятия, — услышал он в ответ, — было бы не патриотично конфиденциальному агенту правительства сеять сомнения в порядочности и добросовестности правительства. Ведь не думаете же вы, что это сделано преднамеренно? Все хорошо, что хорошо кончается… Потому, дорогой Бернс, не тревожьтесь понапрасну, а готовьтесь вновь отправиться в Кабул, который вот-вот будет занят нашими войсками.
Бернс подчинился, но все же скопировал свои депеши без искажений и пропусков и отослал в Англию своим друзьям… Когда они прибыли в Лондон, было уже поздно… «Синяя книга» сыграла свою роль. Пальмерстон и Гобгауз не обратили никакого внимания на то, что в Лондоне распространились слухи: в книге с афганской корреспонденцией сделан подлог…
Русский посол, уже ознакомившийся с «Синей книгой» и содержавшимися в ней обвинениями против России, обратился к Пальмерстону с письмом, прося немедленного свидания.
Прошел целый день без ответа…
Наутро Поццо ди Борго поехал на Даунинг-стрит в Форин-оффис.
Пальмерстона там не было. Посол поехал к министру на дом. Пальмерстон был дома, но отказался принять посла под предлогом, что он спешит в парламент. А в парламенте и был поднят вопрос о войне в Афганистане. Через камердинера он просил прибыть Борго в Форин-оффис на следующий день, в 4 часа.
В палате лордов оппозиция резко критиковала действия Пальмерстона и требовала приостановить военный поход в Афганистан. Пальмерстону было брошено обвинение в подлоге депеш Бернса.
Когда Поццо ди Борго явился в Форин-оффис в назначенное время, Пальмерстон два часа продержал его в приемной. Наконец открылась дверь кабинета, и Пальмерстон пригласил посла войти.
С трудом сдерживаясь, Поццо ди Борго вручил министру копию депеши Нессельроде от 21 февраля (5 марта).
— Вы отозвали этого Виткевича, не утвердили договора Симонича с эмиром? Прекрасно! Но мы примем меры, чтобы навсегда устранить угрозу Индии и устраним нашего врага из Кабула.
Поццо ди Борго пожал плечами и не вступил в бесполезные пререкания. Покинув Форин-оффис, он написал возмущенное письмо Мельбурну.
Премьер сам приехал в русское посольство и откровенно сказал Поццо, что и по его мнению поход в Афганистан излишен и даже опасен, но остановить его он не в силах.
— Эти дела в руках Пальмерстона, а вы сами знаете…
Мельбурн развел руками, вздохнул.
Но все же он побудил Пальмерстона еще раз принять Поццо ди Борго и вручить ему ноту, в которой выражалось удовлетворение новыми разъяснениями из Петербурга…
Виткевич прибыл в Тифлис в самом конце марта.
2 апреля Ян явился в канцелярию главного начальствующего в Грузии генерала Головина доложить о своем приезде.
Передавая дежурному адъютанту письмо Дюгамеля Головину, он справился, где найти князя А. Д. Салтыкова, прибывшего в Тифлис несколькими днями ранее.
Не успел Виткевич задать свой вопрос, как в комнату быстро вошел молодой человек, тридцати с небольшим лет, очень подвижной, с веселыми глазами.
— Да вот и князь! — воскликнул дежурный адъютант. — Алексей Дмитриевич, вас спрашивает (адъютант повернулся к Виткевичу) поручик Виткевич.
— Виткевич! — радостно воскликнул Салтыков. — Наконец-то!
Он крепко пожал руку Виткевича.
Дежурный адъютант (а это был В. С. Толстой, сопровождавший Макнила от Тифлиса), тоже с живейшим любопытством поглядел на Виткевича.
