блеска, начищают так, что бока этих больших и дорогих животных на солнце чуть не сверкают.
У Волкова у самого пара отличных коней имеется. Но тут такие попадаются, что и ему не по карману. Настоящие турнирные дэстрие [5]. Такие, что среднему человеку, мужчине, макушкой с их холкой не сравниться. Кони выше будут.
А впереди уже шумит многолюдно арена. До нее еще ехать и ехать, а людской гомон уже тут слышен. Арена из крепкого дерева, вся во флагах, вся в драпировках. И те драпировки все в цветах фамилии Маленов да в гербах их. Тут и гербы графа, и гербы самого герцога, их не меньше. Да, видно — богат граф. Одной материи сколько потратил, а дерева на арену сколько ушло. Волков даже считать не стал. А ему так хорошее дерево было нужно. В его-то земле леса совсем не было.
Трубы зазвенели, и снова до кавалера донесся шум большой толпы.
И тут два всадника, что были у дороги, сидели в седлах да болтали непринужденно, увидали Волкова и его людей и поехали к нему.
Оба опять же в цветах графа.
— Господин, ваши ли это добрые люди, те, что следуют за вами?
— Мои, — сказал Волков. — А кто вы, господа?
— Мы помощники распорядителя турнира. И просим вас и ваших людей стать на том поле, — одни из них указал ему рукой на свободный участок вытоптанного поля. — И ждать распоряжений. А мы сейчас же доложим о вас графу и распорядителю, как о вас сказать?
— Скажите, что прибыл Эшбахт со своими людьми. Меня просил граф привести своих людей.
— Да-да, на турнир прибыл сам первый маршал, он уже тут, сразу после турнира начнется смотр.
Они откланялись, а Волков указал ехавшему за ним Брюнхвальду, куда тому направлять своих людей на постой.
— Туда, Карл, вон наше место.
За людьми Брюнхвальда шли и все остальные, туда же сворачивали и обозные телеги. И телега, в которой ехала Брунхильда. И она была не рада, что ее везут не в замок, а на пыльное поле, на котором какие-то лошади съели уже всю траву.
Для любого военного лагеря это было обычным делом. Каждый офицер знал то место, которое ему и его отряду отводят командиры. Командирам лучше знать, где кому ставить палатки.
Но вот красавица об этих военных правилах знать ничего не хотела.
— Господин мой, — кричала она Волкову с явным раздражением, — отчего же мне не в замок ехать, а на пыль эту? Словно я баба деревенская, что на ярмарку тетка привезла. Я в замок хочу, меня граф ждет.
— Нет графа в замке, не ждет он вас, — так же с раздражением отвечал кавалер, — на ристалище он, поединки смотрит, а после будет смотреть местное рыцарство вместе с маршалом, так что пока тут со мной посидите.
— В пылище этой? — с еще большим раздражением кричал ему красавица.
— В пылище этой, — так же зло говорил он ей.
— Я уж лучше в замок поеду, там подожду, — не сдавалась Брунхильда.
— Будьте тут! — заорал он так, что соседи по полю его, кажется, услыхали.
Зла на эту упрямую бабу у него иногда не хватало. Своевольна и упряма неимоверно.
Поехала она, конечно, туда, куда он хотел, но при том рожи корчила:
— Спасибо вам, братец, как раз я кружево крахмалила под пыль такую.
И все это перед людьми, перед солдатами и слугами. Она просто унижала его своей дерзостью, никто не осмеливался так говорить с ним, кроме этой спесивой и своенравной бабенки. И ладно бы была из старой какой фамилии, из той фамилии, чьи предки Гроб Господень освобождали, а то ведь из харчевни, из хлева выползла и осмеливается ему дерзить при всех.
Он ничего не сказал ей в ответ, только глядел на нее зло.
Солдаты Рене поставили ему его прекрасный шатер. Тот самый, что он захватил в Ференбурге. Шатер этот был настолько богат, что затмил все шатры, что были разбросаны вдоль дороги. Он был велик, высок и вызывающе богат. Сколько на него ушло крепкой красной материи, с алым бархатом да с вышитыми гербами Левенбахов…
Кавалер был доволен шатром, он даже престал злиться на свою женщину, как ему поставили шатер. Он отошел на десяток шагов к дороге. Да, шатер с дороги должно быть отлично видно.
— Сыч, Максимилиан, поставьте пред шатром мой штандарт, тот, что подарил мне архиепископ. И не дай вам Бог, если его ветром повалит, пусть даже ураган будет, — сказал он и добавил: — А потом помогите мне надеть доспех.
В землю вкопали крепкий кол и уже к нему накрепко привязали его штандарт. Легкий летний ветерок едва мог колебать тяжелое бело-голубое полотнище с черным вороном.
А под стягом, стараясь попасть в тенек, Брунхильда поставила легкое раскладное кресло, что привезла с собой, а солдаты Брюнхвальда тут же сколотили ей стол из досок, за которые Волкову пришлось платить втридорога пронырливому купчишке, который сновал между шатрами приехавших господ и делал неплохие деньги на всякой такой ерунде.
Служанка Мария, без которой госпожа уже не могла обходиться, тут же покрыла этот стол простой материей и поставила на него кувшин с вином. Злая Брунхильда села за стол и сидела там, попивая вино. Пила и ждала возможности еще нагрубить кавалеру.
Сам же Волков зашел в шатер. За ним Сыч и Максимилиан внесли дорогой красивый ящик с дорогими и красивыми доспехами.
Достали их и стали облачать кавалера.
Брунхильда пила вино и была в дурном расположении духа. Так и дальше было бы, не остановись у дороги четыре всадника. То были молодые господа, по коням и одежде сразу было видно, что это люди из хороших семей, все они были юны, старшему едва ли было восемнадцать.
Именно он спешился и, подойдя к красавице, низко поклонился и спросил с максимальной учтивостью:
— Дозволено ли будет мне и моим друзьям поприветствовать столь прекрасную госпожу?
Она посмотрела на красивого юношу поверх стакана и сказала не без высокомерия, присущего красивым женщинам:
— Дозволяю, приветствуйте.
— А не будет ваш муж, или батюшка, или брат против, если я и мои друзья поговорят с вами? — все так же вежливо говорил молодой человек, снова кланяясь.
— Батюшки у меня нет, — сказала красавица и после прибавила голоса, чтобы и в шатре ее было слышно. — Мужа у меня тоже нет, а если братцу моему что не по нраву будет, так ничего — потерпит. Говорите, добрый господин, что вы хотели?
Все остальные господа тоже спешились,
