Огненный суд - Эндрю Тэйлор

– Барти говорит, он не знал, что у старика не все в порядке с головой. – Сэм дотронулся до виска указательным пальцем. – По крайней мере, он понял это не сразу. А кто бы подумал, глядя на него со стороны? Не было похоже, что у него мозги набекрень.

Справедливо замечено. Натаниэль Марвуд выглядел тем, кем был на самом деле, – пожилым человеком шестидесяти лет, но достаточно крепким. Только если вы с ним заговорите и услышите чепуху, льющуюся у него изо рта, в которой не больше смысла, чем в лепете ребенка, вы поймете, что он не в себе.

– Сэр, за церковью есть проход под аркой. Барти говорит, ваш отец вышел оттуда.

– Проход под аркой? – Я подумал, что он имеет в виду большие ворота на границе Сити и Вестминстера, Флит-стрит и Стрэнда. – Ты хочешь сказать, он вышел через Темпл-Бар?

– Нет-нет. Эта арка в стороне. На севере, у церкви Святого Дунстана на Западе. – Сэм наклонился ко мне. – Это проход в одно из заведений законников. Клиффордс-инн.

Тут мне вспомнились слова отца. Чуть ли не последние его слова, что я слышал. И, возможно, последние, что содержали какой-то смысл. «Там, где законники. Эти создания дьявола». Он ненавидел и боялся юристов после того, как с их помощью его упекли в тюрьму и отобрали имущество.

– Это не там, где заседает Пожарный суд? Почему он пошел туда?

Сэм пожал плечами.

«Ты замечал, как законники похожи на грачей? Они держатся друг дружки и кричат: „Гаар-гаар!“ … И все отправляются в ад после смерти».

Итак, все-таки был один факт в путаном рассказе отца, скрытый во всей этой болтовне о моей матери. Он побывал в Клиффордс-инн, где было много юристов.

– Барти сказал еще что-нибудь?

– Он плакал, – сказал Сэм. – Барти мне рассказал. И Барти привел его домой, но ничего не понял из того, что ваш отец говорил.

Я стукнул кулаком по столу.

– Тогда я пойду в Клиффордс-инн и все узнаю.

Официант неправильно истолковал мой жест и оказался рядом в ту же секунду.

– Прошу прощения, господин, что заставил вас ждать. Еще кварту хереса? Сей момент.

– Да, – сказал я мрачно. – Отлично, выпьем на дорожку. С богом! И почтим память моего отца. – Я бросил гневный взгляд на Сэма. – Он не должен был плакать. Он не должен был горевать.

Сэм опустил глаза на стол.

– Нет, сэр.

– И зачем вообще, господи, он отправился в Клиффордс-инн? Кто-то его туда заманил? – Наконец чувство вины и вся моя печаль нашли выход. – Я узнаю правду, ты слышишь, и прямо сейчас. Найди мне этого Барти, и я задам ему вопросы.

– Хорошо, сэр.

Тут подоспел официант с новым заказом. Через час я был слишком пьян, чтобы узнать хоть какую-нибудь правду.

На следующий день после похорон я проснулся с головной болью, раскалывающей мой череп пополам.

Во рту был вкус, как в первые несколько недель после Великого пожара, когда все превратилось в пепел – от воздуха, которым мы дышали, до воды, которую мы пили. Каждый вдох и каждый глоток служили напоминанием о том, что случилось. Каждый шаг поднимал серое облако, которое припудривало одежду и волосы. Разрушение города и смерть старика имели одинаковый вкус: прах к праху.

Было рано. Я закутался в халат и спустился на кухню нетвердой походкой, будто сам был стариком: точно так ходил мой отец, когда после сна у него деревенели ноги. «Должно быть, у смерти есть чувство юмора», – подумал я.

Кухня находилась в задней части дома, унылая, слабо освещаемая окном с частым свинцовым переплетом, выходящим на погост. Маргарет уже была там. Разожгла очаг и готовила обед. Она бросила на меня взгляд, указала на скамью у стола и пошла в кладовку.

На кухне пахло дымом и несвежим мясом. Я только что пришел, а мне уже хотелось уйти, но не было сил. Маргарет вернулась с кувшином легкого пива и кружкой. Молча налила утренний напиток в кружку и протянула мне.

После первого глотка меня замутило. Я поборол тошноту и сделал еще глоток. Проглотил и осторожно отважился на третий.

– Я добавила капустного сока, – сказала Маргарет. – Верное средство.

Меня снова замутило. Она вернулась к очагу и принялась помешивать в котелке – еще один источник запаха. Я видел, как крыса прошмыгнула вдоль стены из кладовки и нырнула в щель под дверью, выходившей во двор. Хотел бросить чем-нибудь в нее, но не было сил.

Неспешно я выпил все из кружки и подождал, что будет. Ничего плохого я не почувствовал. По крайней мере, во рту стало не так сухо.

Маргарет снова наполнила кружку, не спрашивая. Сэм был склонен злоупотреблять выпивкой, и она знала, что делать.

Я закрыл глаза. Когда я их открыл, Маргарет склонилась надо мной. Это была невысокая, крепкая женщина с черными волосами, темными глазами и румяная. Когда ей было жарко или когда она сердилась, казалось, что она взорвется. Она как раз так выглядела, но я не знал, по какой причине. Мои воспоминания о том, что было вчера вечером, были расплывчатыми. Понятно, что я был сильно пьян. Вероятно, это означало, что Сэм был пьян тоже.

– Хозяин, – сказала она. – Можно с вами поговорить?

– Позже, – сказал я.

Она не приняла сказанное в расчет.

– Одежда вашего отца, сэр. Я…

– Раздай бедным, – прохрипел я. – Продай. Мне совершенно наплевать, что ты с ней сделаешь.

– Я не об этом, сэр. Я вчера чистила его камзол. Тот, что он носил. – (Я потянулся за кружкой, морщась и не глядя на нее.) – Хороший камзол, – сказала она. – Ему сноса нет.

– Ну и избавься от него как-нибудь. И не докучай мне с этим, женщина.

– Я чистила карманы.

Что-то в ее голосе заставило меня поднять глаза.

– И что?

Вместо ответа она подошла к полкам на стене напротив очага и достала маленькую коробочку без крышки. Она поставила коробочку на стол.

Внутри лежал потрепанный отцовский кошелек и какой-то обрывок бумаги. В кошельке было два пенни – мы никогда не давали ему больше, так как он либо терял деньги, либо их у него крали, если он не успевал их раздать. Еще там были четыре литеры шрифта – все, что осталось от его печатного пресса на Патерностер-роу. Также там лежал его складной нож с деревянной рукояткой, потертой и в пятнах от постоянного использования. На самом дне обнаружился скомканный листок бумаги, испачканный ржавчиной.

Конечно же,