лбу или на груди. Потому что Он сам сказал: «Тот, кто не несет свой крест и не следует за Мной, недостоин Меня».
Так хочет Господь!
Охваченные воодушевлением люди пренебрегли мудрыми советами папы: все бросились разбирать кресты из красной материи; мужчины, женщины, дети рвались положить свою жизнь ради святого дела, и задолго до того, как государи и сеньоры собрали в путь большую армию, в основном французскую, призванную освободить Святую землю от ига неверных, разношерстная и необученная масса людей двинулась на Восток, разбившись на три огромные толпы; во главе одной из них шел сам Петр Пустынник. Эти три группы паломников с трудом добрались до Константинополя, уже сильно поредев из-за мстительности жителей тех стран, которые они пересекали и часто разоряли. Византийский император Алексей Комнин сразу догадался, что его земли могут пострадать от присутствия этих докучливых гостей, и поспешил дать им корабли, чтобы они могли добраться до Палестины.
Когда, в свою очередь, после нескольких то неудачных, то успешных попыток наладить отношения с греческим императором, огромные армии, собранные христианскими правителями, наконец прибыли на Восток, неподалеку от Никеи они встретили жалкие остатки воинства Петра Пустынника, который собственной персоной явился к ним с жалобами и просьбой о защите. Он больше не покидал армии французских крестоносцев, которыми командовали герцог Лотарингии Готфрид Бульонский и граф Раймунд Тулузский. К этим славным рыцарям присоединились другие, не менее доблестные полководцы, а рядом с ними шло набранное в Сицилии и Апулии вой ско нормандцев, потомков Роберта Гискара и основателей нормандского государства в Неаполе. Во главе этой небольшой армии стоял Боэмунд Тарентский, а помогал ему племянник, Танкред д’Отвиль, безупречный образчик и пример для подражания всех рыцарей того времени, так же как и герцог Лотарингский, на которого равнялось все Христово воинство. Все вместе в мае 1097 года осадили они город Никею; однако 26 июня все его окрестности оказались в руках христиан-греков, вступивших в тайный сговор с мусульманами, в то время как воины с Запада сражались за веру. Лишь с большим трудом командующие армиями смогли подавить свое собственное возмущение, а еще более – возмущение своих солдат, негодовавших по поводу измены императора Алексея. Тогда, после победы при Дорилее (над султаном Килидж-Арсланом), они разделились на две армии и двинулись маршем на Антиохию.
Это был крупный город, столица Сирии, известная во всем христианском мире, потому что там когда-то проповедовал святой Павел. В Антиохии проживало довольно много христиан; в начале осады край этот был богат и изобилен, крестоносцы, не встретив сопротивления, завладели добром, погода стояла прекрасная, а жизнь казалась настолько легкой, что армия немедленно стала разлагаться. Когда же пришла зима и припасов поубавилось, за отчаянием последовало дезертирство, кое-кто из рыцарей и множество простых паломников сбежали, предпочтя столкнуться с опасностями, ожидавшими их среди неверных во враждебной стране, нежели страдать от голода и нищеты среди своих собратьев. Танкред с великим усердием преследовал их и насильно возвращал в лагерь; была установлена более строгая дисциплина, но бедствия от этого не прекратились, а, напротив, приумножились. Будучи уверен в успехе, Боэмунд заявил полководцам о намерении самолично руководить осадой города при условии, что он станет властелином и правителем Антиохии, когда крестоносцы ее завоюют. Он был столь же храбр, сколь хитер; поэтому все военачальники согласились удовлетворить его требование, за исключением графа Раймунда Тулузского. Пока разбирались взаимные претензии, Боэмунд, располагавший хорошо налаженной шпионской сетью, ночью сам поднялся по веревочной лестнице, которую ему спустил эмир Фейр, вероотступник, принявший ислам и, по-видимому, терзаемый раскаянием; башня, им охраняемая, оказалась в руках Боэмунда и его соратников. Ворота города тотчас же были открыты, и армия крестоносцев вошла в город, уничтожая его защитников-мусульман. На рассвете исламские воины уже любовались хоругвью Боэмунда, развевающейся на самой высокой башне Антиохии.
Это зрелище разожгло пламя религиозного чувства и наполнило отвагой даже самых равнодушных магометан; и крестоносцы, в свою очередь, оказались осажденными в Антиохии, и это произошло столь стремительно, что у них даже не хватило времени пополнить запасы в городе, истощенном длительной осадой. Христиане были доведены до крайности, и снова началось дезертирство, еще более низкое и подлое, чем во время первой осады. Тут объявили о приближении большой армии, которой командовал султан Кербога, и предводители крестоносцев послали к нему Петра Пустынника, чтобы вызвать его войско на битву.
Старый монах в одиночку отправился в лагерь неверных и достойно выполнил поручение.
– Петр, – сказал ему мусульманин, – мне кажется, что положение тех, кто тебя послал, не столь блестяще, чтобы они могли ставить мне условия. Пойди и передай этим наглецам, чтобы отправили ко мне молодых людей, у которых еще не растет борода, и я сохраню им жизнь, так же как и юным девушкам, а великий правитель Хорасана и я вместе с ним не обойдем их благодеяниями. Что касается остальных, я казню их; тех же, кого оставлю в живых, закую в железо. – И он показал Петру немыслимое количество цепей, которые привез с собой.
Предводители Первого крестового похода
Петр вернулся в Антиохию, а на заре крестоносцы вышли за городские стены и двинулись в сторону неприятеля, разделившись на три колонны и развернув знамена. Султан Кербога, безрассудно кичась своей силой, даже не подумал предупредить своих, чтобы готовились к сражению, и спокойно продолжал играть в шахматы. Один из его самых сообразительных помощников, эмир Далис, сообщил о приближении французов. «Они намерены сражаться?» – удивленно и растерянно спросил Кербога. Завязалась битва, долгая и ожесточенная, но в конце концов пылкая храбрость христиан одолела дикую отвагу турок. Кербога бежал к Евфрату с несколькими всадниками. Танкред преследовал удирающих правителей Алеппо и Дамаска. Лагерь мусульман со всеми его несметными богатствами попал в руки христиан, и те мгновенно его разграбили и перетащили в Антиохию припасы, оставшие ся от армии неверных. Каждый стал богаче, чем был до похода, писал летописец Альберт из Экса.
Христианский народ торопил своих вождей отправиться в Иерусалим, главную цель их похода, но лишь весной 1099 года они покинули Антиохию и тронулись в путь к Святому городу. Один лишь Боэмунд остался правителем и хозяином на завоеванных землях.
К армии присоединились новые крестоносцы, и среди неверных началась паника. «Кто может устоять перед этим народом? – говорили сарацины и турки. – Они
