Э Хайне - Ожерелье голубки

Мы торопливо бежали по улицам до конца города, где дома становились все беднее, а улицы – более пустынными. И как же я был удивлен, когда мы вдруг остановились странным зданием, похожим на дворец! Оно, казалось, совершенно не подходило для этой местности. С башнями и зубцами, возносящимися в небо, окруженное высокими стенами, оно лежало, точно корабль, выброшенный на береговую полосу города.

Сквозь узкие ворота мы прошли во внутренний двор, где меня ожидал отрок. По многочисленным лестницам он сопроводил меня в помещение, откуда открывался из окна просторный вид на пустыню. Узкая алая лента рассвета сообщала о приближении нового дня. Открылись двустворчатые двери. Вошел старый араб в белых, ниспадающих складками одеждах. Его борода была еще белее, чем его тюрбан. Только глаза черно блестели, словно сырой грифельный камень.

Мой спутник бросился перед ним на колени. Старик посмотрел на меня так, как оценивают товар, который хотят купить.

-Ты франконский врач?

- Я исцеляю глаза, – ответил я.

- Ты знаешь, почему я велел тебя позвать?

- Могу только догадываться. Для чего среди ночи зовут врача? Где тот несчастный больной, который нуждается в моей помощи?

Араб посмотрел на меня так, будто не совсем понял. Его брови недоуменно поднялись. Потом он начал бить себя в грудь, как будто его мучил приступ кашля.

Булькающие звуки вырвались из его бородатой гортани, похожие на козлиное блеянье. В конце он засмеялся так, что по его морщинистым щекам потекли слезы. Потом он воскликнул:

- Аллах, это чудесно! Это чудесно! Вы это слышали: «Где тот несчастный больной, который нуждается в моей помощи?»

Он вытер слезы из глаз и сказал:

- Несчастный больной – это отрок.

- Что у него болит?

- У него пока ничего не болит. Но ты должен это исправить.

- Я не понимаю вас.

- Объясни ему все, – сказал старик человеку, который вошел с ним в комнату.

Тот сказал:

- Вы удивительно хорошо говорите по-арабски. Наверняка вы не первый раз в Александрии.

- Ошибаетесь, в первый, – возразил я. – Арабский я учил в Андалузии.

- Андалузия, – повторил мужчина. – Звучит пренебрежительно, почти презрительно. Там все по-другому. Вам известно, что «хадим» означает безбородый?

- Евнух.

- Верно. Обрезанный. Теперь вам ясно, чего ожидают от вас?

- Вы имеет в виду… я должен… Почему именно я?

- Для этого есть три причины. Во-первых, вы – ловкий хирург. Кто осмелился проводить операцию на глазах, тот хорошо знает, как режут яйца. Во-вторых, вы неверный. Коран запрещает нашим врачам совершать оскопление. В Библии нет подобного запрета. Разве врачи вашего римского халифа не кастрируют маленьких мальчиков ради их чудесного голоса?

Третья и лучшая причина – это деньги, которые мы вам заплатим.

И с этими словами он бросил мне кожаный мешок со звенящими монетами. И когда я заколебался, старик сказал:

- Бери. Это честно заработанные деньги. Ни один христианский медик до сих пор не отказывался.

- Но я еще никогда не кастрировал.

- Ты ловко прокалываешь катаракту, ты умеешь владеть ножом и знаешь, как врачевать раны.

Меня провели в соседнюю комнату. На низком столе лежала книга в кожаном переплете с рисунками во весь лист, на которых были показаны различные техники проведения оскопления.

- Почему различные? – спросил скототорговец. – Быка или барана можно кастрировать только одним способом.

- Верно, но для человека ээто обстоит совсем по-другому.

- Тогда ты должен все этсэ нам объяснить, – потребовали возчики. Они наполнили лекарю пивную кружку. – Давай, рассказывай.

- В основном на Востоке существует пять различных классических способов кастрации. Они названы благозвучными арабскими именами. При «скашивании поля с зерном» несчастному обрезают пенис и семенные яички. При «рубке дерева» – только пенис. Оперируемый теоретически остается способным производить потомство, но при сем лишен важного анатомического условиядля удовлетворения своего желания. «Рубка дерев» применяется только в качестве наказания, подобно отрубанию руки. Другой способ операции называется «Разорение гнезда». Проволочной петлей из мошонки вылущивают яички. При «щелканье орехов» яички раздавливаются щипцами, а еще чаще – зубами. Эти способы используют, прежде всего, для маленьких детей.

- Ох, прекрати! Я больше не могу слушать. При таком рассказе у каждого пропадет аппетит, – застонал хозяин трактира.

- И ты делал подобное? – спросил один из извозчиков. Ужас отразился на его лице. – Как можно человека?…

- Человека? – перебил его лекарь. – Человека? Кастрированный был некрещеным мавром, не имеющим бессмертной души, чернокожей обезьяной из африканских зарослей. Где это написано, что нельзя отрезать обезьяне хвост? Покажи мне такой запрет!

- Дальше, рассказывай дальше! – настаивали скототорговцы.

- Они привязали отрока к кровати и засунули ему в рот кляп. Его глазные яблоки так яростно вращались и дергались, как будто хотели выпрыгнуть и убежать. Они крепко перевязали его бедра хлопчатобумажной повязкой и положили холодный компресс на живот, чтобы уменьшить потерю крови. Они вымыли его черное лоно наперченной водой. Потом я одним-единственным движением отделил ему пенис и яички. Искусство заключается в том, чтобы сделать разрез вдоль нижней части живота молниеносно и достаточно глубоко, чтобы рана была небольшой. Ее прижгли кипящим маслом. Потом ввели в открытый семенной канал пениса пробку из олова и оставили открытым мочевой.

После того, как на рану наложили повязку, юноша должен был пройти по комнате туда и обратно с помощью двух мужчин. И лишь потом ему дозволили прилечь.

Я сказал:

- Самое ужасное у него позади.

Но это оказалось не так, как я узнал. Ему запрещалось пить и мыться три дня. Ему предстояли адские муки. Но он переживет их.

Доктор выдержал долгую паузу.

- Ну, что дальше?

- Он выпрыгнул из окна головой вниз. Его нельзя было спасти. Он умер сразу, как лиса в капкане, которой разбили череп, чтобы не повредить мех.

Доктор отпил из кружки пиво.

- Справедливости ради, это не была моя вина. Операция прошла успешно. А эти сукины дети потребовали обратно мое вознаграждение. Конечно, я отказался. Началась жаркая словесная перебранка на улице, под окном, из которого выбросился бесхвостый дикарь. Они накинулись на меня. Я защищался, как мог. Уже сверкнули первые кинжалы, как появился посланный Богом этот тамплиер. Спасение в последнюю минуту. Как Бог вызволил Даниила из ямы со львом, так брат Адриан избавил меня из лап этих убийц. Одному мавру – о, Боже, он был таким огромным, что не прошел бы через ту дверь! – он единым ударом сломал руку. Другого поднял высоко, точно знамя. Он бросил его через окно, за которым бесновалась свора диких собак. Не хотел бы я оказаться в его шкуре! Третьего же он схватил двумя пальцами за ноздри и рывком оторвал ему нос от верхней губы. Клянусь честью, никогда прежде я не видел ничего подобного! С того дня я знаю, почему рыцари Храма считаются непобедимыми. Пойдемте, друзья, выпьем со мной за моего спасителя!