Э Хайне - Ожерелье голубки

На прощание Сайда сказала:

- В Европе есть сказка об одном рыцаре лебедей. Кажется, его звали Лоэнгрин. Он, как и ты, пришел из другого мира и встретил женщину. Она любила его, любила куда больше, чем он догадывался. Однако существовала одна тайна, которая разделяла их стеной. Женщина должна была поклясться никогда не спрашивать о его происхождении и имени. Она нарушила клятву. Кто не хочет знать, кого любит? И тогда она потеряла его навсегда. Я никогда не задавала тебе этого вопроса, и все же ты уходишь. Разве это справедливо?

- Я не могу остаться. Сайда возразила:

-Ты хочешь сказать, мужчина принадлежит миру точно так же, как женщина принадлежит дому. Старая песнь героев. Так сказано. Позволь женщине сказать тебе: нет большего риска, чем быть оскорбленной и отдаваться, чем молчать и прощать. Орландо поцеловал ее и ускакал прочь.

* * *

Сорок дней! У него в запасе сорок дней. Почти тысяча фарсахов лежали между ним и Аламутом, когда этот срок истек. Наверняка, они подождут еще пару дней и только тогда начнут искать его.

Если ему не удастся удерживать преимущество перед преследователями, он пропал. Они будут охотиться на него, как на дикого зверя. Для предателя нет пощады. А кругом были низариты.

Он спал днем и мчался под покровом ночи.

К ашуре, десятому дню месяца мухаррам, он достиг Аль-Искандрерии. При виде Средиземного моря он упал на колени.

Вечером того же дня в Аламут пришло сообщение. На нем стояла печать императорского принца.

Еще ночью Каим велел созвать ихван ас-сафа. Никогда прежде они не видели Старца таким разъяренным.

С посеревшим лицом, с трясущиеся кулаки, он свыговорил только одно:

- Предатель среди нас. Как это могло произойти?

- Этого не может быть! Это совершенно невозможно, – отозвался Хасим. – Сайда узнала его по шрамам.

- Приведите ее!

Сайду допросили. Она созналась во всем. На заре ее сбросили в пропасть Шах-руд, недалеко от гребня хребта, где разбился аль-Хади.

Прошли двенадцать бесконечно долгих дней, прежде чем Орландо наконец нашел корабль, который с попутным ветром отвез его на Запад. Большую часть морского пути он проспал. Напряжение последних недель измотало его. Ночью он кричал во сне, бился, сражаясь за свою жизнь. Какой красочный поток картин и ощущений сопровождал его! В этих снах повсеместно господствовало Орлиное гнездо. Как замок Грааля, впивались башни Аламута в небо Даилама. Аламут стоял перед ним, освещенный луной, окруженный криками галок. И в Тадж аль-Алама горел огонь, в окне, за которым не спал Каим. Воспоминания о потерянном мире, чужие и знакомые одновременно. Лица, голоса: Хасим, аль-Мансур, аль-Хади, Шахна.

Но прежде всего женщины. Маруселла, открывшая ему первичную форму сексуальности. Гарем аль-Мансура, где он познал утонченные игры любовных утех.

Духовная эротика Сайды, ее облаченные в слова игры с огнем. И как противоположность тому – немой, бесконечно нежный язык тела Хизуран!

Чем дальше он удалялся от Аламута, тем больше освобождался от груза притворства, тем взволнованнее ощущал он постепенное возвращение к себе прежнему, к тому, кем он был когда-то.

Во время ночного отдыха под открытым звездным небом он спрашивал себя:

- Как бы я вел себя, если бы попал в сад наслаждений таким же неподготовленным, как Али, Заид и Адриан? Предался ли я утехам плоти так же безоглядно, как они? Нет, потому что существует миссия.

- Есть и нечто другое, более важное, чем миссия, – сказал голос Адриана.

- Более важное, чем миссия? Невозможно!

-Да нет, возможно. Это – любовь.

- Это предательство. Я тоже познал любовь во всех ее проявлениях, но остался верен себе.

- Любовь? Ты не знаешь, о чем говоришь! Мера любви – то, что ты готов отдать за нее. Существовал ли человек, ради которого ты принес себя в жертву?

- Я любил Хизуран.

- Любил? Ты просто сношался с нею.

- Я сделал это ради тебя.

- Ради миссии.

-Да, и ради нашей миссии, которую ты предал.

На Крите его свалила лихорадка. Заботливый уход орденского брата помог ему не умереть. Когда силы наконец вернулись к нему, он смог сесть на корабль, отправляющийся в Нарбонну. Восемь недель были вычеркнуты из жизни, пятьдесят бесценных дней преимущества перед его преследователями. Возможно, они уже ожидали его в тамплиерской гавани Нарбонны. Он решил сойти на берег пораньше, у места впадения Роны в Гаронну.

В бурю, под проливным дождем Орландо прибыл в Арль, На барже он отправился по пенящемуся потоку, втиснувшись между мешками с серным порошком и солью. В аббатствах тамплиеров Авиньона, Ви-вьера, Валенса и Лиона он ночевал, менял платье и садился на другие суда.

Леса Бургундии пересек он в обществе длинного каравана купцов из Нормандии.

Когда они достигли Сены возле Шатильона, им впервые овладело чувство, что он снова дома.

Сена! Он зачерпнул руками воду и выпил ее, будто это было вино.

Неописуемая радость наполнила его. Если бы Адриан мог его видеть! Почему брат не справился? Разве не он был всегда сильнее? Почему он принял жертвенную смерть как ассасин? Неужели только потому, что недостаточно глубоко проник в их тайны? И все же, как мог он так безнадежно поддаться смертельному соблазну?

Возможно, Адриан поверил в фальшивый рай, потому что хотел, чтобы рай существовал на самом деле. Почему неизлечимо больной верит в свое выздоровление?

- Есть вопросы, которые не стоит задавать, – сказал голос Адриана в ничейной стране между сном и явью.

- Иные вопросы остаются открытыми только потому, что мы боимся ответов.

Порой Орландо нащупывал конверт, который носил на груди, не распечатав. Тогда он спрашивал себя, не написано ли в письме нечто иное, нежели то, что пугало его.

Когда Орландо проснулся, солнце светило ему в лицо. Он лежал в узкой келье на нарах.

«Где я?» – подумал, он.

Ему потребовалось время, чтобы упорядочить картины воспоминаний: из последних сил он достиг аббатства Сен Жермен-де-Пре. Его руки и ноги ныли от усталости.

- Ты, должно быть, проголодался, как медведь, который проснулся от зимней спячки, – рассмеялся брат Арманд, который вошел в келью без стука. – Ты проспал два дня и две ночи.

- О боже, мне нужно идти дальше!

- Мы сообщили Ордену в Париже о твоем возвращении. Тебя ожидают завтра вечером до закрытия городских ворот. Если ты чувствуешь себя достаточно окрепшим, я велю оседлать для тебя коня.

Лето, солнце, высокие, покрытые светлой листвой деревья вдоль реки, в которой отражались белые облака. Бесконечно огромное августовское небо над верхней долиной Сены.