— Давай посмотрим, что там — и назад.
— Мы заблудимся. Ты же видишь, какие здесь разветвлённые ходы.
— Тогда стой здесь, а я посмотрю, что там и вернусь к тебе. Я быстро, я далеко не пойду.
Лиля пошла наугад по одному из направлений. Вскоре она упёрлась в стену. Откуда-то были слышны голоса. За стеной явно кто-то находился. Прислушавшись, она услышала пьяный смех и нетрезвый говор. «Какая-то попойка», — решила она. Ещё некоторое время постояв, послушав голоса, она поняла, что это питейное заведение. С помощью лампы осмотрев и ощупав стену, в которую она упёрлась, Лиля нащупала в ней почти заросшую щель. Значит, это дверь! Здесь тоже есть потайной ход! Только что это?
Вернувшись к дворецкому, она рассказала ему об открытии и добавила свои размышления:
— У отца в письменном столе среди бумаг есть карта города. Надо найти компас и с этой картой идти в подземелье. Тогда мы будем ориентироваться, где мы находимся и откроем много нового в этом городе для себя. Думаю, что в некоторые учреждения можно попасть не только с главного входа.
— Что надумала, чертовка? — спросил дворецкий.
— Давай мы сначала увидим, что нам даёт наша находка — этот подземный ход, а потом начнём строить планы.
— Надо со старожилами поговорить. Они могут знать, что это за подземные переходы, откуда они взялись и кто их копал. А если это вовсе не тайна и мы столкнёмся в них с такими же искателями приключений? Или, того хуже, с уголовниками? — предостерёг дворецкий. — Можно ведь и не вернуться из подземелий.
…Лиля забрела в тот уголок своего дома, куда ей по статусу заходить не положено — на кухню. Матрёна хлопотала у плиты, куховарила, готовя несколько блюд сразу. Ароматы её стряпни не могли оставить равнодушным никого. Она готовила по-сельски наваристо, сочно, красиво, аппетитно. Не съесть приготовленное ею было невозможно. И безучастно находиться рядом с кулинарными произведениями Матрёны тоже было невозможно.
— Вы уже проголодались, барышня? — извиняющимся тоном спросила она. — А обед ещё не готов. Борщ скоро поспеет, а пока есть только пироги, но они ещё горячие.
Она приподняла полотенце, где на блюде остывала горка пирожков. Лиля осторожно взяла один. Он действительно оказался горячим. Перекладывая его из одной руки в другую, чтоб не обжечься, она спросила:
— Матрёна, а ты местная? Херсонская?
— Я-то? Я из Белозёрки.
— Это там, где у Ганнибала имение было?
— Да, оно. Только я уж давно там не была, ещё девчонкой уехала оттуда.
Лиля, борясь с горячим пирожком, соображала, может ли Матрёна ей помочь — поведать о подземных ходах, а та, гремя ухватами, начала рассказывать о своём босоногом детстве, о детских забавах в Белозёрке. О том, как с деревенскими мальчишками обносили господский сад, а сторож там очень злой был, так если они замечали его, то бежали прятаться, чтоб он их не поймал и не высек.
— Мы в потайной лаз прятались и выходили через него в другом конце села, — говорила Матрёна.
Лиля забыла о горячем пирожке в руках.
— У вас в Белозёрке были подземные ходы? — удивилась она, услышав то, что хотела, но не надеялась услышать. — Но откуда? Кто их рыл?
— Да кто ж их знает? Это не нашего ума дело, моё дело — у печи орудовать горшками да ухватами, а кто да зачем ходы копал — этого мне знать не велено.
— А что тебе ещё известно о ходах под землёй?
Подумав, раскрасневшаяся у плиты Матрёна открыла полотенцем металлическую дверцу в плите, проверила, не нужно ли подбросить угля в неё, и сказала:
— В Белозёрке есть женский монастырь. Так из него ход идёт до самого Херсона, говорили, будто можно пройти под землёй и выйти из колокольни Старообрядческой церкви. Кто и куда ходил — нам это не ведомо, а только монашки-то у нас ребятишек рожали…
Лиля прекрасно знала построенную в 1812 году и принадлежавшую старообрядцам Старообрядческую церковь на углу Ришельевской и Эрделевской. В 1840–1844 годах по решению Святейшего Синода была передана православной церкви и стала называться церковью Покровы Пресвятой Богородицы или просто Покровской. Среди горожан укоренились оба названия — Старообрядческая и Покровская.
Знала Лиля и возвышающуюся над городом колокольню при церкви. Вот, значит, какую тайну она хранит!
— А старики у вас ничего не говорили про эти ходы? Может, ты что-нибудь слышала?
— Старики-то? — Матрёна выпрямилась и устало убрала со лба волосы тыльной стороной ладони. — Может, чего и говорили, дак разве всё упомнишь? Барышня, а вам токмо про те ходы любопытно знать? У меня ведь тут на кухне в полу тоже потайной лаз есть. Прямо идёт куда-то под городом далеко, а куда — я уж не знаю, никогда не решалась туда спуститься.
Лиля застыла от услышанного. Вот оно, оказывается, как! Напрасно не ходят на кухню аристократы — сколько тут можно занимательного услышать и ещё более занятного найти — например, подземный лаз, о котором она и не подозревала. А ведь это тоже повод для раздумий. Отсюда тоже можно было бы проникнуть в подземелье, но тогда это станет достоянием всех домашних. А вот из запертого кабинета, когда нет лишних свидетелей, это делать гораздо сподручнее.
Лиля ушла к себе в комнату и предалась размышлениям. Можно ли у кого-нибудь спросить о подземных тоннелях — например, у губернатора Оболенского? Но тогда он сразу поймёт, что она знает о них, и начнёт выпытывать, откуда ей это известно. Нет, никто не должен догадаться, что из её дома есть ход в подземелье. Значит, ей придётся самой постигать тайны подземного лабиринта.
Херсонцы любили проводить время в городских парках и садах. Лиля помнила это с детства, её туда водили Мещеряковы гулять и дышать свежим воздухом. Там во время радостных и беззаботных прогулок можно было встретить знакомых, поговорить о жизни, покататься на аттракционах, послушать концерт.
Поэтому она, вернувшись в родной город, с удовольствием бывала в садах Херсона.
На воротах сада Лубененко полукругом шла надпись: «Сад «Отрада». Он был обнесён канавой и высоким дощатым забором. Внутри был пруд, роща вековых вязов и ясеней, шли аллеи, на которых росли акации, а также кустарники смородины, калины, бузины. Далее был фруктовый сад с абрикосами, сливами, вишнями, грушами. Были тут и аттракционы: качели, карусели, лодочки, гигантские шаги и другие. А возле пруда находился театр-эстрада.
Через дорогу от этого сада был сад Витензона. Он был меньше по размерам. Внутри него был большой кирпичный сарай, приспособленный под театр.
В этих садах проходили народные гуляния, выступали артистические труппы, а также бродячие артисты.
Был в Херсоне ещё Казённый сад. Здесь росли дубы, вязы, ясени, акации, сирень. Были разбиты клумбы, установлены терраски, грибки и скамейки.
За пределами городских стен расположилась Екатерининская роща, состоящая из вековых дубов, вязов, старинных клумб, горок для беседок и полянок для прогулок. Здесь же находились ротонда и каменное здание театра екатерининских времён. Ниже ротонды был вход в пещеру. Говорили, будто бы она уходила в крепость и являлась ходом сообщения. Именно сюда и вышла однажды Лиля, пройдя по подземному ходу. Это оказался один из тех ходов, которым потом ей не раз в критический момент приходилось уходить из дома.
Вдвоём с дворецким они склонились над старой картой Херсона. Во времена его закладки, когда основой города стала крепость, образовалось пять форштадтов: Северный, Военный, Сухарный, Мельницы и Забалка. После полного изгнания турецких завоевателей крепость потеряла своё военное значение, а форштадты стали именоваться предместьями. (Впрочем, горожане до сих пор использовали оба этих термина). Появились Греческое предместье и Купеческое. Затем возникли Монастырская слободка с женским Перепелицинским монастырём и Цыганская слободка, по карте восточнее Военного форштадта или, как его называли местные, Военки.
Карта Херсона была поименована так: «Греческий проект. Херсон».
— Почему «Греческий проект»? — недоумевал дворецкий.
