– А что тут знать, что подрасту – и сама буду выбирать, а не гадать! Бе-бе-бе… – и она снова показывает ему свой нахальный язычок, сопровождая его «козой».
Не найдя достойного ответа, но уже ухмыляющийся Кулькин наконец покидает нас.
Когда за полковником закрылась дверь, девушки, весело переглядываясь, начали строить догадки – что сделает начальник инжбата с главой транспортников, нагрянув завтра с утра в Ломоносов…
Старый Империалист
Возвращаясь к себе в кабинет из очередного посещения телеграфа, я думал о возвышенном и вечном. То есть об ошибках и наказаниях. Пока ничего лучше армейского принципа: «Не доходит через голову, дойдет через ноги» – в голову не приходило. Прекрасные мечтания о бредущих зимней ночью на угольную шахту снабженцах и о звуковом сопровождении в виде волчьего, то есть койотного, воя неожиданно резко сменились на недоумение. Мокнущий перед крыльцом гэбэшный индеец строил мне страшные рожи, явно пытаясь о чем-то предупредить. Пожав плечами, перешагнул порог и только успел подумать: «А казачок-то засланный», – как попал… в засаду!
Через энное время, будучи зверски накормленным, обруганным, обласканным, проклятым и прощенным, я попытался вернуться к своим обязанностям. Нет, не семейным! Домашних, нагрянувших ко мне на службу, уже отправил восвояси. Исключительно должностным. Итак, берем листок бумаги, карандаш и рисуем дробилку. Не будем заморачиваться с электродвигателями, еще один скандал с бандой из форта Ломоносов я не переживу. Они, впрочем, тоже, всех отправлю уголек добывать прогрессивными методами! Просто кидаем привод от локомобиля, и все. Вороночка из броневой стали, чтобы не истиралась. Что, стали такой нет? Есть наука, пусть думает, цементирование там, блиндирование, в общем «не царское это дело!». Когда буду ЦУ давать, позову Кобру и задумчиво так скажу, в лучших традициях: «Попытка нэ пытка. Ви согласны, товарищ Снэйк?» В вороночке нашей вращается конус такой, весь из себя конусный. И камушки попадают между стеночками, и становятся меньше, меньше… Вся щебеночка прямо-таки по ГОСТу получается, сам бы ел, но для дороги надо. Кстати, о еде. Первым делом необходимо заказать передвижную армейскую кухню, сколько можно тянуть! В остальных частях они давно есть, один инжбат как в каменном веке. Вторым – найти повара. Блин, ну что такое?! Куда ни кинь, везде клин! Каждый ведь может что-нибудь сготовить (за исключением меня, конечно), а когда надо варить на двести голодных мужиков, да еще в степи, никого найти нельзя. В общем, отложим, пока нарисуем кухню и дадим строгий приказ сделать вчера. Только не по телеграфу!
Прогулявшись на градостроительство, ободрив своих солдатиков и потребовав найти мне живого или мертвого архитектора, под начинающимся дождиком вернулся в «присутственное место», где с удивлением обнаружил посетителя. До сих пор меня никто, кроме наших, не беспокоил. Невероятно толстый человек в когда-то богато расшитой шнурами венгерке сидел на лавке, теребил длинные обвисшие усы и с безграничным терпением уныло смотрел в окно. Стряхивая капли с кожаного кепи, я отпер дверь кабинета и вопросительно посмотрел на посетителя.
– Звиняйте, пан, – нерешительно начал незнакомец, потом что-то прошипел себе под нос и перешел на испанский: – Dime, pronto será gospolin comandante?[27]
– Что?
– О-о-о! Пан – русский? – перешел на русский язык посетитель.
– И русский тоже, – меланхолично ответил я, приглашающе махнув рукой. – Прошу пана.
– Извиняюсь, но я спрашивал, когда придет пан командир?
– Я уже пришел и, пока не явился сеньор архитектор на суд скорый и праведный, внимательно слушаю.
Под тушкой ясновельможного пана жалобно скрипнул табурет, но от позорного раскладывания на составляющие его части удержался. Недоверчиво покосившись на меня, потом вниз, посетитель все-таки решился:
– Я прибыл к вам из Мехико, прослышал, что нужны здесь надежные люди, знающие, с какой стороны браться за оружие.
– Хм-м-м, не сомневаясь в умении пана, хотелось бы услышать, как оказался он в такой дали.
– О, простите мою рассеянность! – Неожиданно ловко толстяк метнулся в прихожую за сумкой, из которой вывалил мне на стол кучу бумаг и даже пергаментов.
Взяв один листок, с изумлением прочитал корявые строчки, похоже, что на белорусском.
– Узяйшы полгарнца капусты, тушыць у чыгунку…
– Это не то, это я для себя… Вот!
В руки мне сунули потрескавшийся пергамент, с изысканно выписанной латынью и с поблекшим изображением какого-то герба.
Несколько минут пытаюсь разобраться в том, что нарисовал древний геральдист, потом откладываю лист, устало массирую лицо и спрашиваю:
– Пан? Расскажите мне все по порядку.
– О, моя преступная небрежность! – искренне расстроился поляк. – Зовут меня пан Пшермыльский, герб у меня простой, «Кура с виллой», предок мой святого Ляха сопровождал, от него и герб.
История пана Пшермыльского была проста и незатейлива. Его знаменитый предок в момент откушивания той самой куры был атакован неприятелем (по-моему, вегетарианцами) и, будучи в добром расположении духа, увещевал тех вилкой с наколотой птичкой. Но потом… Один из неприятелей откусил часть, и все онэ пали от гнева основателя рода. Потом род цвел и процветал, пока не появился Вацлав. Устав от вражды с, несомненно, завистливыми соседями, юный Пшермыльский отправился в странствия.
– Да-а-а, явно вы были молоды, – посочувствовал я.
– Почему?
– Ну как же, отказаться от верных врагов и кинуться искать новых, на одну стычку, не знающих ни чести, ни сладости мести. Такую, простите меня, глупость только по молодости можно сделать.
Пан пригорюнился и даже дернул себя на левый ус.
– Как вы правы, господин полковник. Сколько лет прошло, а как вспомню пана Пшермыльского, так аж слезы на глаза наворачиваются, неужто этот лайдак своей смертью помер?
Комментарии к скитаниям по свету пана Пшермыльского были достаточно однообразны. Все были, пся крев, голодранцы, и никто не мог приготовить бигус. Московиты? «Только не будем о грустном, они вообще кислую капусту горстями едят! И какую-то ягоду туда сыпят! Где-то у меня записано?» Немцы? «Страшно, конечно, но эти голодранцы капусту в пиве тушат! Вы представляете?! За меньшее мои предки города в пепел превращали». Французы? «Не будем вспоминать о них. Нация, не умеющая готовить бигус, не заслуживает и короля. По делам их и вся резня». Испанцы? «О чем говорить с людьми, которые варят все, что найдут на берегу? Голодранцы, но спесивые». В общем, испробовав кухню почти всей Европы, пан ринулся в Новый Свет. Открыл таверну в Мехико и быстро поругался с еврейской общиной, подав почтенным посетителям айсбан.
