Ознакомительная версия.
Глава 29
Нанкинский инцидент
За время, проведенное в камере-одиночке, Даниэль многое передумал. Сначала была дикая злоба: на себя, дурака, и на Нину — он был уверен, что именно она донесла на него в полицию.
Затем пришел страх смерти — Даниэль отравился тюремной баландой, и его несколько дней беспрерывно рвало. Он попросил Эдну о помощи, но та ничего не ответила. Охранник, отнесший ей записку, сказал, что его не пустили на порог. Даниэлю не полагалось ни докторов, ни лекарств и ни сочувствия.
При обыске у него не отобрали нэцкэ с изображением волшебной лисички: невежды-полицейские решили, что это один из грошовых амулетов, которые во множестве продаются на базарах. Через охранника Даниэль отправил нэцкэ знакомому врачу, любителю древностей, и тот прислал ему лекарственные порошки. Сама того не ведая, Нина спасла Даниэлю жизнь.
Его дело так и не дошло до суда: следователям и прокурорам было некогда — они целыми днями маршировали на учениях волонтерского полка. К извечной бюрократической волоките добавилась проблема подсудности: кто и по каким законам должен судить Даниэля Бернара?
Чтобы не возиться с ним лишний раз, его передали китайским властям, но стоило НРА появиться на подступах к Шанхаю, как надзиратели открыли камеры и разбежались кто куда.
Выйдя за ворота тюрьмы, Даниэль побрел по запруженным народом улицам. Знамена и портреты Чан Кайши виднелись во всех окнах, во всех витринах. Откуда они взялись? Ведь совсем недавно Шанхай замирал от страха перед вторжением — во всяком случае тот Шанхай, который был знаком Даниэлю.
Теперь у каждого второго китайца имелись значки или нашивки с эмблемой партии Гоминьдан — белым солнцем на голубом поле. Лотошники бойко торговали папиросами с патриотической символикой на пачках: оказалось, что табачные фабриканты заранее приготовились к падению Шанхая и выпустили подходящий к случаю товар.
Лица прохожих были счастливые, глаза блестели.
«Национализм вытворяет с людьми забавные штуки, — с усмешкой думал Даниэль. — Простым людям хочется чем-то гордится, хотя бы принадлежностью к народу, способному напугать чужаков. Чан Кайши прищемил хвост „белым дьяволам“ и в одночасье превратился из бандита в отца нации. И кому какое дело, что в реальности этот господин разорил и погубил несчетное количество китайцев?»
Вскоре Даниэль сидел в квартире своего шифровальщика, сына немецкого пастора и китаянки.
— Где вы пропадали? — ахал тот. — Мы с ног сбились, разыскивая вас!
Даниэль объяснил, что с ним случилось, — разумеется, не упомянув о Нине.
Шифровальщик принес ему кусок мыла и смену одежды.
— Приводите себя в порядок и отдыхайте! Я доложу в Берлин, что вы вернулись в строй.
Нескольких дней Даниэль собирал информацию о том, что приключилось в городе. Дон Фернандо рассказал ему о захвате парохода «Память Ленина».
— Стерлинг дал телеграмму, что я свой человек, и меня отпустили, а мадам Нину взяли под стражу.
— Она поехала за мной в Ухань? — изумился Даниэль. — Я думал, это Нина на меня донесла…
— Да бог с тобой! Она в тебя влюбилась, как кошка. Когда ты исчез, мы с ней все морги оббегали — у меня даже сердце из-за тебя начало болеть! А я ведь еще должен был спасти город.
Даниэль почувствовал, как тепло разливается у него по груди.
— А где сейчас Нина?
— Понятия не имею, — скорбно отозвался Дон. — Пропала дамочка!
По словам Фернандо, он усадил за переговоры людей Чан Кайши, Большеухого Ду и Стерлинга, и они сошлись на том, что бандиты и иностранцы дадут Гоминьдану денег в обмен на разрыв с коммунистами.
Было решено, что НРА подождет, пока красногвардейцы и солдаты губернатора перебьют друг друга, а потом беспрепятственно войдет в город. Штурма концессий не последовало; более того, Чан Кайши договорился с «белыми дьяволами» о сотрудничестве и некоторых уступках.
Китайцам разрешили ходить в городские парки Международного поселения, и в течение нескольких дней на Банде стояли громадные толпы из желающих попробовать запретный плод. Полицейские-сикхи следили за порядком: «Гуляем, не задерживаем очередь! Посидели на лавочке — дайте другим!»
Для коммунистов — как русских, так и китайских — все это было как гром среди ясного неба. Пытаясь спасти положение, Михаил Бородин призвал не подчиняться предателю Чан Кайши, но красногвардейцы не могли воевать с объединенными силам иностранцев и Гоминьдана. Стало ясно, что никакой пролетарской революции в Китае не будет — во всяком случае пока.
Для Германии это была патовая ситуация. Даниэль не участвовал в переговорах между Чан Кайши и «белыми дьяволами» и не выторговал для немцев никаких привилегий. Теперь они уже не являлись единственными западными союзниками правых гоминьдановцев, и немецким промышленникам вряд ли стоило рассчитывать на особые поблажки в торговле.
В Берлине решили, что на настоящий момент лучшая стратегия — это сталкивать лбами русских, китайцев, англичан и их союзников. Вскоре Даниэль получил приказ срочно выехать в Пекин и провернуть там одну хитроумную операцию.
Пока иностранцы праздновали бескровную победу, пришло известие, что в соседнем Нанкине произошла катастрофа: ворвавшиеся в город солдаты НРА разграбили местную концессию, убили вице-президента университета и ранили британского консула.
Белый Шанхай замер от ужаса: как же так? Ведь мы договорились с Чан Кайши о мире!
За один день были скуплены все билеты на пароходы, отправлявшиеся в Европу и Америку. Теперь даже те, кто не хотел верить в худшее, паковали чемоданы.
От беспокойства за Тони и Клима Тамара разболелась и два дня просидела дома в обществе нахохлившихся птиц. Казалось, даже они ощущали все нарастающую тревогу.
— Мама, включи радио! — крикнул, вбегая к Тамаре, Роджер.
Она торопливо повернула ручку приемника.
— Американские миссионеры, прожившие в Китае не один год, массово покидают страну, — говорил незнакомый ведущий. — Их церкви сожжены, а крестьяне вовсю грабят их дома.
— Вероятно, все это время китайцы ждали прихода Чан Кайши, а не Спасителя, — послышался голос Клима.
У Тамары отлегло от сердца: вернулись-таки!
— Расскажите, что случилось в Нанкине? — попросил ведущий.
— Мы с Тони Олманом прибыли в Нанкин за день до резни, — произнес Клим. — Ночевать пришлось в городской тюрьме: оказалось, что солдаты губернатора ненавидят «белых дьяволов» ничуть не меньше, чем южане, — так что в камере было безопасней. Когда начался погром, все иностранцы собрались в доме мистера Хобарта на вершине холма: нас было около пятидесяти человек, включая военных моряков с радиопередатчиком.
Ознакомительная версия.
