Джеймс Нельсон - Викинги. Ирландская сага

На берегу реки расположились человек семьдесят или около того. Норманны. Они были вооружены, но не выстроены в боевые порядки и к выступлению куда-либо явно не готовились. Они разговаривали, пили мед, некоторые обрабатывали точильными камнями длинные клинки своих мечей. Клубы серого дыма поднимались над несколькими углублениями в земле, в которых был разведен костер, а на вертелах над ними жарились поросята, от одного вида которых Харальд испытал острый приступ голода и одновременно тошноты.

А потом он различил голос, который был ему очень хорошо знаком, но который при данных обстоятельствах он никак не рассчитывал услышать. Юноша перевел взгляд направо, на группу людей. Там, в самом ее центре, привлекая всеобщее внимание, с высоко поднятым кубком, с завязанными ленточкой на затылке рыжими волосами, в которых отчетливо пробивалась седина, с торчащей во все стороны бородой, с кожаным поясом, поддерживающим его внушительное брюхо, стоял дед Харальда Орнольф Неугомонный.

Когда впереди наконец показались высокие бурые стены крепости, отец Финниан ощутил огромное облегчение не только в душе, но и в ногах. Он заверил состоятельного землевладельца, у которого позаимствовал лошадь, что при первой же возможности вернет ему благородное животное. Но вышло так, что обратно он двинулся другим путем, а лошадь подарил бедному крестьянину, у которого остановился на ночлег. Бедолага растерялся и расчувствовался так, словно ему с горшком золота явился сам лепрекон.

«Вот и родилась очередная легенда о возвращении святого Патрика», — подумал Финниан, оставив за спиной убогую хижину крестьянина и направляясь дальше по дороге пешком. Он улыбнулся про себя. «Впрочем, истинно верующим от этого хуже не будет…».

Последние пятнадцать миль он преодолел на своих двоих, что не могло не сказаться на его самочувствии. «В монастыре Тары я размяк и разжирел», — подумал он, но не дал себе обета решительно изменить сложившуюся ситуацию. По собственному опыту он знал, что Господь непременно вмешается, когда обстоятельства его существования станут чересчур уж комфортными.

Он был уже в полумиле от ворот, когда встретил женщину с ребенком, бредущую по дороге ему навстречу. Она были босиком, в поношенной одежде со множеством заплаток. Финниан остановил ее.

— Милочка, — обратился он к женщине, — не знаешь ли ты, владетель у себя? — Он кивнул на крепость.

— Да, отче, я слыхала, что так, — ответила она. — Но сама я его не видела. Говорят, он все еще пребывает в трауре.

Финниан кивнул.

— Очень хорошо, дитя мое. И еще одно. Не сделаешь ли ты мне великое одолжение, забрав у меня вот это? — С этими словами он снял мешок, который висел у него за плечами, и протянул его женщине.

Она заглянула внутрь. Там лежали буханка хлеба, копченое мясо и сыр. А еще, невидимые сверху, на самом дне притаились две серебряные монетки, которые он заработал во время своих странствий.

Глаза у женщины расширились в изумлении:

— Забрать вот это?

— Прошу тебя. Ты избавишь меня от ноши, которая стала для меня слишком тяжела.

— О да. Ох, благодарю вас, отче, — пролепетала она и поклонилась.

Он благословил ее и ребенка, пожелал удачи в пути, а сам двинулся дальше к главным воротам, которые в дневное время были распахнуты настежь. Финниан присоединился к нескончаемому потоку крестьян, подмастерьев и возчиков, направлявшихся в крепость. Внутри царили шум и суета, и Финниан понял, что попал сюда в базарный день.

Окинув взглядом работный люд, он остановил свой выбор на явно состоятельном мужчине, чья одежда не была забрызгана грязью, сшита из грубой ткани или залатана, и который давал какие-то указания слуге.

— Прошу меня простить, добрый господин, — прервал Финниан разглагольствования мужчины.

Тот повернулся и взглянул на Финниана с явным раздражением, но, как только взгляд его упал на монашескую рясу и выбритую тонзуру, раздражение тут же сменилось смущением, к которому примешивалось чувство вины. Подобное преображение Финниану случалось видеть неоднократно.

— Да, брат?

— Отче.

— Да, отче, — послушно повторил мужчина, и Финниан укорил себя за отсутствие смирения и кротости.

— Вы не подскажете мне, где я могу найти Руарка мак Брайна?

Мужчина обернулся и кивнул на дальний конец огромной площади, огражденной стенами крепости Лиамайн, отстоящими друг от друга по меньшей мере на четверть мили.

— Господин Руарк проживает в большом доме вон там, — сказал он. — Но он не принимает просителей. Он все еще в трауре по своей супруге.

— Понятно. Благодарю вас, добрый господин.

Финниан поклонился ему и направился сквозь толпу к большому зданию с деревянным каркасом в дальнем конце крепости.

Руарк мак Брайн и впрямь не принимал просителей, как и предупреждали отца Финниана, и ему пришлось прибегнуть к уговорам, причем гораздо более долгим, нежели он привык, а вдобавок упомянуть имя настоятеля монастыря в Глендалохе, прежде чем его удостоили аудиенции.

Финниана провели в большую комнату размерами футов двадцать на тридцать, с высоким потолком и огромным камином, который летом не топили. Руарк восседал в высоком дубовом кресле в конце комнаты, а по бокам застыли двое мужчин с физиономиями советников и лакеев. Их присутствие заставило Финниана призадуматься. Человеку, окружающему себя льстецами и подхалимами, доверять никак не следовало.

— Отец…? — с вопросительной интонацией произнес Руарк.

— Финниан. Отец Финниан.

— Да, конечно, отец Финниан. И какое же дело привело вас ко мне? Как вам должно быть известно, я пребываю в трауре.

— Да, и прошу великодушно простить меня, — отозвался Финниан.

Говоря по правде, Руарк вовсе не выглядел скорбящим вдовцом. Он был привлекательным мужчиной лет тридцати пяти, и Финниан сомневался, что он был хотя бы на год старше. Выражение его лица было мрачным, но наряд свидетельствовал о том, что он привык придирчиво относиться к выбору одежды, да и манеры выдавали в нем человека занятого и делового.

Финниан уже собрался было продолжить, но Руарк прервал его:

— Вы наверняка думаете: «Вот человек, который никак не выглядит скорбящим». Я прав?

Вопрос этот застал Финниана врасплох, но, прежде чем он смог ответить, Руарк заговорил вновь: