К тому времени мы уже находились в крайне сложной ситуации. Пока мы были заняты сражениями, императорский двор в Арелате воспрянул духом благодаря неожиданному появлению значительного войска из Италии. В качестве демонстрации преданности Гонорию, «истинному» императору, город закрыл ворота перед «узурпатором» и его войском, отказав нам в убежище. Мы, пятитысячная армия смелых, но голодных и уставших солдат, измотанных боем, оказались против десяти тысяч свежих легионеров, к которым только что присоединились три тысячи предателей, жаждущих доказать свою верность.
Битва была недолгой. Сражались лишь несколько британских дивизионов. Я находился рядом с Константином, когда он увидел, как целая когорта бросила свои штандарты и побежала, чтобы присоединиться к противнику. О, как ужасно было это предательство! — Он задохнулся, подавляя рвущееся рыдание, и этот звук рассек сердце Урсулы надвое. Морган заставил себя продолжить рассказ. — Боевой дух легионеров упал с того самого дня, когда было принято роковое решение отправиться на юг, чтобы оказать поддержку двору в Арелате… Но больше всего его подкосило поражение Константа.
Как только Константин понял, какой оборот принимают события, он отдал свой последний приказ. Я был рядом с ним, поэтому могу повторить слово в слово. Он сказал: «Доблестные и верные воины Британии! Мы должны признать свое поражение. Битва проиграна, и все, к чему мы стремились долгие пять лет, скоро будет разрушено. Нам осталось лишь бежать с этого поля, где разбились наши мечты, и встретиться снова в далекой, утраченной нами земле, которую мы некогда с гордостью называли отчизной! Сейчас, в этот проклятый Богом день, мне не остается ничего другого, как отдать вам трусливейший из приказов. Бегите! Бегите изо всех своих сил! Для вас сейчас опаснее всего держаться вместе, большими отрядами, потому что так вас будет легче найти и уничтожить. Что бы вы ни делали, не собирайтесь воедино до тех пор, пока не отойдете на безопасное расстояние от этого ужасного места. И тогда возвращайтесь в Британию. С Божьей помощью мы, может быть, восстановим свою армию, ведь у нас еще есть доблестные женщины Первого и Второго Легиона. А теперь — идите! Все вы, идите же!»
Морган стал всхлипывать, не выдержав боли воспоминания. Кордула обняла его и стала успокаивать, чтобы он смог закончить свой рассказ.
— Но… бежать было слишком поздно. Мы стали жертвами собственной глупой гордыни. Решение об отступлении нужно было принять гораздо раньше. Враг подошел уже совсем близко… а мы были слишком слабы. Большую часть командиров поймали еще до того, как они успели покинуть поле боя. Их обезглавили. Единицы, которым удалось сбежать, не смогли далеко уйти, и вскоре они тоже были мертвы.
Мы с Константином покинули поле боя, нам даже немного повезло. За нами по пятам гнались двадцать итальянцев, а мы бросились в густой пролесок и наткнулись там на маленький заброшенный монастырь, где и спрятались, выдав себя за священников. Мы даже… Ваше Высочество!
— Да? — Урсула повернулась к нему. Казалось, что ее лицо внезапно постарело лет на десять, и в своем белом одеянии на фоне зеленого окна она была больше похожа на жрицу, чем на Легата.
— Пренебрегая опасностью — враг был так близко, что мы слышали его крики и звук труб из близлежащих лесов, — Константин нашел время преклонить колени перед алтарем небольшой часовенки и вознести молитву Господу. Он молился вслух: «Отец Небесный! Я знаю, люди будут говорить, что мое неверие привело меня сюда, в это место. Другие скажут, что такова была моя судьба. Но Ты, Отец, как и я сам, знаешь, что ни то, ни другое не является правдой. Меня привело сюда только одно — Долг, и только долг. И кроме тебя и моего дорогого сына Константа, понять меня сможет только Урсула». — Морган замолчал. — Для вас это что-нибудь значит, Ваше Высочество?
— Да… это для меня важно. — Они все смотрели на нее с ожиданием, но она просто тихо кивнула головой. — Спасибо, что ты рассказываешь нам так точно. Прошу тебя, продолжай.
— Мне больше нечего рассказывать. На следующее утро, когда мы ехали верхом по узкой дороге, ведущей на север, внезапно позади нас раздались звуки трубы. «Езжай! — крикнул он мне. — Позаботься о том, чтобы Урсула и остальные узнали о нашем поражении! Ради всего святого, езжай! Сейчас же!» Я подчинился, но за первой же грядой остановился и оглянулся. Нас выдали лошади. Конечно же, священники не ездят на таких роскошных скакунах. Поисковый отряд даже не стал разбираться, был ли такой наездник священником. Они налетели на него уже с мечами наголо. В ответ Константин издал боевой клич и поднял свой меч.
Морган снова замолчал, собирая силы для последних слов своего страшного рассказа.
— Он умер так же, как и жил, — сражаясь, даже из последних сил!
— Урсула! — Пинноса звала ее, стоя в дверях. Зала для совещаний была почти пустой. Урсула и Бриттола сидели за столом, а Олеандра шила возле окна. Пыла середина того дня, когда Морган привез ужасную весть. Остальные командиры были в банях, совершая омовение в знак скорби и траура, который объявила Урсула.
— Тут у меня одна девочка из алеманов, на которую, по-моему, тебе надо взглянуть. Она была у ворот и подняла такой шум, когда ее не впустили, что часовые решили позвать меня. Я выслушала ее и подумала, что тебе тоже стоит это сделать.
С тех пор как они поселились в казармах Кельна, Первый Легион стали одолевать две напасти. Первую Урсула обозвала «зеваками», вторая была группами местных добровольцев, желающих присоединиться к ним. С зеваками у них начались проблемы еще дома, в Британии, на Святом острове. Женщин Первого Легиона обучали не обращать внимания на полчища любопытных, многие из которых преодолели большие расстояния ради того, чтобы своими глазами увидеть знаменитых «воительниц».
В Кельне же эта напасть приобрела куда более серьезные размеры. Когда бы они ни покидали стены казарм, на женщин набрасывались толпы доброжелателем, пытающихся благословить их, или охотников за сувенирами, предлагающими хорошую цену за их плащи, мечи или султаны. Это происходило всякий раз, когда войска проходили по населенной местности. Несколько дюжин из тех женщин, что были отосланы назад, в Британию, поддались искушению нажиться на известности Первого Легиона Афины. Когда Кордула взяла на себя надзор за складами продовольствия и арсеналом, до нее дошли слухи о целых цепочках, в основном среди женщин из Лондиния, продававших султаны с перьями всех цветов Легиона за приличную меру серебра.
