– Что я предлагаю? – оживился Драйден. – Я предлагаю прежде всего не вспоминать прошлого. Это – пролитое молоко. Что сделано, того не воротишь. А затем я предлагаю… помочь большевикам поскорее уехать с острова Девы!
– Вполне согласен! – радостно откликнулся мистер Липер. – Я и сам уже думал об этом.
– Да, это будет наилучший выход, – пояснил Драйден. – Большевики уедут, и все трудности нашего хозяина останутся позади. Да и нам с вами, генерал… – Драйден сделал легкий поклон в сторону Блимпа, – нам это тоже будет выгодно. Мы что-то уж слишком засиделись на этом прекрасном, но все-таки слишком отдаленном острове.
В результате «военного совета трех» в Лондон полетели многочисленные телеграммы. Драйден апеллировал к своим друзьям в военном кабинете. Изображая в самых мрачных красках злоключения, пережитые им с момента отплытия из Кейптауна, он просил облегчить ему возвращение в Англию. Генерал Блимп, подчеркивая свое желание быть полезным родине в строю, телеграфировал о том же военному министру. А мистер Липер забросал колониальное ведомство письмами о своих трудностях и настаивал на скорейшей эвакуации «опасных русских коммунистов», как на единственном средстве сохранить на острове Девы «основы цивилизации и порядка».
Этот нажим, странным образом совпадавший с требованием советского посла в Лондоне, возымел свое действие: колесики английского бюрократического аппарата начали двигаться быстрее.
В конце апреля наступила осень Южного полушария. Урожай был снят, и, следуя традиции, островитяне собрались на большой народный праздник.
На широкий луг возле мельницы пришел весь поселок. Дома остались только больные. Все уселись в круг. Женщины были в венках, мужчины – с трубками в зубах.
По звуку бубна начались танцы. Сначала группа юношей в легких набедренных повязках исполнила сложную пляску. Ее темп все ускорялся, и в конце концов танец превратился в бурю движений.
Внезапно раздался глухой удар большого барабана. Все пляшущие мгновенно застыли в тех позах, в каких застал их этот сигнал.
Потом закружились в хороводе девушки. С цветами в волосах и звенящими украшениями на руках и ногах, они плавно двигались в хороводе, который то распадался на отдельные кольца, то вновь превращался в сплошной круг, то извивался змеей, то вытягивался в две линии. Во время пляски девушки перебрасывались венками из цветов и колосьев. И опять по глухому удару большого барабана танцующие мгновенно замерли.
За плясками пошли песни. Пели все – мужчины, женщины, дети. Звучали протяжные, гортанные, ритмические напевы. Было в этих красивых мелодиях что-то глубокое, за душу хватающее.
В прежние годы белые обычно не присутствовали на празднике урожая. Но сегодня их собралось много: здесь были Максвелл, Мандер, Шафер, Наттинг, Мэри и Карло Таволато, несколько офицеров и матросов с капитанской шлюпки. В полном составе явились негры с «Дианы» во главе с Мако. Сюда пришли и представители английской администрации на острове. Даже Драйден и Ванболен приехали в коляске.
Петровым и Потапову туземцы отвели почетные места – рядом со старшинами.
Когда веселье достигло высшей точки, Майя, славившаяся в поселке как плясунья и певица, подбежала к Тане и стала просить ее:
– Покажите нам, как танцуют русские!
Просьбу поддержали Окано, старейшины, молодежь… Отказаться было трудно. Таня кивнула Александру Ильичу, и оба они вышли в круг.
– Что ж, спляшем «русскую»? – полувопросительно сказал Потапов.
И впервые под этим небом, на далеком острове, затерянном в просторах Атлантики, впервые перед этими бронзовыми людьми, до сих пор не подозревавшими даже о существовании Советской страны, русские люди сплясали «русскую».
Когда танец окончился, со всех сторон послышалось:
– Хорошо! Весело!
Женщины подбрасывали кверху цветы, дети восторженно кричали, прыгали и пытались повторить то, что видели.
Драйден, с презрительной улыбкой наблюдавший эту сцену, обернулся к Ванболену и, кивнув в сторону Тани, сквозь зубы процедил:
– Какая недостойная демагогия!
Всеобщее веселье нарушил темнокожий мальчишка. Запыхавшись, дико вращая глазами и размахивая руками, он ворвался в круг и что есть силы закричал:
– Пароход!
Точно ветер пронесся по толпе. Все обернулись.
На широкой глади океана виднелся корпус большого судна, направляющегося к острову. Черный столб дыма поднимался из его высокой трубы.
Прибытие парохода в жизни острова было великим событием, особенно с тех пор как началась война.
На берегу собралась огромная толпа. Отдельной небольшой группой стояли белые: начальник острова с супругой, чиновники и служащие местной английской администрации с женами и детьми. Ведь в Лондон отбывали такие видные лица, как банкир Драйден, генерал Блимп, миллионер Ванболен!
Пароход «Мальта» был грузовым судном водоизмещением в 5000 тонн. Он шел с хлебом из Аргентины в Англию. Для маленькой гавани острова пароход был слишком велик, и он стал на рейде в миле от берега. Пассажиров доставляли к борту «Мальты» на шлюпках.
Первым рейсом отправились Драйден и другие важные персоны. Мистер Липер и его супруга крепко жали отъезжающим особам руки и желали счастливого пути. Другие белые, всех рангов и положений, выражали свои чувства словами, жестами и поклонами. Толпа туземцев почтительно, но в то же время отчужденно наблюдала за церемонией.
Петровы и Потапов могли бы, конечно, также отплыть с первым рейсом шлюпки, но эта привилегия исключалась для Мэри и Карло Таволато. А отделяться от своих друзей они не хотели. К тому же приятно было провести несколько лишних минут с Окано, Майей и другими островитянами. Решили отправиться вторым рейсом.
Степан, Таня и Александр Ильич подошли к начальнику острова и его супруге, вежливо поблагодарили их за гостеприимство и оказанные услуги; любезно попрощались с матроной, врачом и некоторыми другими лицами из числа островной администрации. Все было гладко и корректно, но с оттенком официального холодка. Затем, несколько отступив назад, Петровы и Потапов поклонились всем остальным белым.
Когда это было исполнено, советские путешественники решительно пересекли ту сотню шагов, которые отделяли их от толпы бронзовокожих островитян.
По рядам туземцев прошло волнение. Послышались восклицания, причмокивания. Толпа качнулась и окружила отъезжающих. Им трясли руки, что-то горячо говорили. Плечи всех троих были мгновенно увешаны гирляндами цветов. Старшина поселка, сказав несколько слов, отвесил советским друзьям низкий поклон. Окано был очень взволнован. Крепко пожимая руку Степану, он сказал:
