– Три тысячи четыреста пятьдесят один, деленное на десять и умноженное на три, а, может, это просто три креста, – задумчиво произнесла Зефирина. – Что, если это число является символическим, мифологическим или даже означает какой-то год, какое-то большое расстояние в лье, если только не в футах, а то и в дюймах длины, высоты и ширины?..
– А вдруг речь идет о новом способе счисления? – мечтательно сказал Фульвио.
– Новый способ?
– Или очень древний, если тебе угодно… арабы изобрели Аль-жабр…
– На средневековом латинском это звучит как «алгебра», что означает «принуждение», «сокращение», «приведение к простейшему», – добавила Зефирина.
– Совершенно верно… Черт побери, какое это пьянящее чувство иметь такую ученую жену!
При этом полунасмешливом, полувосхищенном восклицании Фульвио нежно поцеловал жену в висок и продолжил свои рассуждения.
– Великий арабский математик Аль-Хаваризми написал в IX веке об этом трактат… Саладин, судя по всему, был хорошо знаком с алгеброй, тогда как мы владеем ничтожно малыми знаниями в этой области…
– Какая все-таки ужасная вещь – недостаток знаний!.. Ну почему наш век не отмечен никаким прогрессом, которого нам полагалось добиться еще два-три столетия назад?..
– Знаешь, любовь моя, причина здесь в эпидемиях черной оспы, выкосившей поколения наших дедов, уничтожившей целые города, погубившей лучшие умы… Мы понемногу выходим из этого провала, и я чувствую, что в дальнейшем человек сумеет все объяснить с помощью науки…
– Тогда объясни мне тайну Саладина! – мгновенно отозвалась Зефирина.
– Я же не прорицатель, но… А что, если ты запишешь данное число как 345,1 вместо 3451:10, заменив запятой десятку и знак деления? Ты получишь упрощенную форму числа. То же можно проделать с 3, если согласиться с тем, что это именно знак умножения. Тогда после деления ты умножаешь число 345,1 и тем самым вводишь два капитальных новшества: упрощаешь и систематизируешь арифметику и алгебру…
– Ты имеешь в виду десятичные дроби? – воскликнула Зефирина.
– Которые подводят нас прямо к системе греческого метрона…
Зефирина надула капризно губы.
– По-моему, правильнее сказать «метрикос»… я бы это перевела как систему, пользующуюся метрическим измерением, иначе говоря, измерением в метрах…
– Ну, вот, прекрасная дама, вы и изобрели метрическую систему.
Фульвио обнял Зефирину. Собрав со стола все три пластинки, он сказал:
– Если сможешь решить эту задачу, получишь сокровище Саладина…
– Вовсе нет, – возразила Зефирина. – Даже если мы решим уравнение, у нас нет главного: места, где спрятано сокровище…
«Через море, бурный океан,
Рядом с мудрым братом огонь и солнце подадут…»
Фульвио еще раз внимательно перечитал текст. Несколько раз он переворачивал пластинку, глядя то на рисунок, то на надпись. Из губ его вдруг вырвалось:
– Смотри…
Увлекая Зефирину к окну, он указал на красноватую вершину вулкана.
– Рисунок с воткнутым в центре факелом похож на три жерла кратера. Что ты об этом думаешь?
– Но у Этны всего два жерла, – возразила Зефирина.
– Ну и что же, во времена Саладина у нее их могло быть три…
Зефирина скорчила мину.
– У тебя всегда на все есть ответ. В тексте сказано: «Через море, бурный океан…» И потом прямоугольники и треугольники не имеют ничего общего с вулканом.
– Пожалуй, верно, – согласился Фульвио. – Тут скорее можно предположить какие-то странные памятники…
– Вроде храмов… или пирамид… – тихо сказала Зефирина.
Повернувшись спиной к Этне, молодые люди вернулись на середину комнаты. Фульвио высек огонь и зажег свечи. Удостоверившись, что никто, кроме Зефирины, его не видит, он нажал на пружину потайного ящичка, встроенного в деревянную резную стойку буфета.
Зефирина подумала, что Фульвио хочет спрятать туда пластинки. Но князь достал из ящика крупный серебряный медальон и с большой аккуратностью вложил в него три пластинки. Вернувшись к Зефирине, он повесил ей на шею цепочку с медальоном и сказал шутливым тоном:
– Спрячь-ка это на своей пышной груди кормилицы, дорогая моя… никогда не снимай его, ни днем, ни ночью… Талисман Саладина принадлежит тебе по праву. В ожидании времени, когда удастся его расшифровать, бережно храни талисман для наших детей.
Лицо Фульвио улыбалось, но голос звучал серьезно.
Зефирина понимала, что приближается страшное событие. Однако ватную тишину душной ночи в эту минуту нарушал лишь ленивый плеск моря.
Глава XXXVII
ПРОБУЖДЕНИЕ ВЕЛИКАНА
– К оружию!
Крик дозорного прозвучал в 5 часов утра.
Фульвио и Зефирина так и не раздевались этой ночью. Они тут же устремились к крепостной стене.
Со стороны Таормины к замку подползала извивающаяся змея вражеского войска, сверкая металлом доспехов под лучами встававшего солнца.
Поблескивая касками и латами, шли испанские гарнизоны, переброшенные сюда через Мессинский пролив, чтобы наказать мятежного князя.
– Черт побери, монсеньор, да их тут больше двух тысяч, этих рогоносцев, – оценил ситуацию в свойственной ему манере Ла Дусер.
– Карл V обстоятельно готовит всякое дело. Он насылает на нас всю иберийскую Сицилию, – признал Фульвио. – Сколько нас здесь, Паоло?
– Вместе с только что прибывшими людьми маффии чуть меньше двухсот, монсеньор, – спокойно ответил оруженосец.
Фульвио не мог скрыть тревоги, промелькнувшей на его лице. Со времени обороны Борго он, как никто, знал, что в битве, где один сражается против десяти, силы противников слишком неравны.
Но, как бы там ни было, в настоящий момент испанцы, похоже, не собирались начинать атаку. Не сделав ни единого выстрела, они расположились полукругом на почтительном расстоянии от замка Фарнелло.
Со стороны моря то же самое сделали три испанских галиота, остановившись в четырехстах морских саженях от берега. Бортовые пушки были нацелены прямо на крепостные стены и исключали всякий побег из замка морем.
Таким образом обитатели замка оказывались осажденными.
Фульвио прижал к груди Зефирину. Как жалел он в эту минуту, что послушался своей неосторожной Саламандры.
– Смотри, – сказала Зефирина.
От войска отделился всадник. В руках у него был белый флажок.
– Не стреляйте! – приказал Фульвио.
Испанец галопом примчался к калитке в крепостной стене. Не замедляя шага лошади, он забросил на укрепление свернутый в трубку пергамент с привязанным к нему камнем и тут же умчался обратно.
Это был ультиматум:
«Если в полдень князь Фарнелло не сдастся на милость императора, с суши и с моря начнется беспощадная атака. Но, если князь подчинится, он должен будет выйти из замка один по подвесному мосту в рубашке и с веревкой на шее, как раскаявшийся преступник, чтобы затем отбыть под охраной в Испанию и предстать перед судом императора. Милость Карла V простирается до того, что княгине Фарнелло и ее детям будет предоставлена свобода под надзором…»
