Тут глаза ее наполнились слезами, губы задрожали, и она отвернулась. Но едва Стивен попытался ее обнять, она отпрянула. Так Рэйчел и стояла, вскинув голову, всеми силами пытаясь сдержать рыдания.
– Рэйчел, милая моя, – мягко заговорил Стивен, – почему ты всегда думаешь только о других, а не о себе? Нам ведь было так хорошо вместе. И неужели ты не понимаешь, что ты отдала мне, моя чистая, добрая девочка? Ведь это положено отдавать лишь мужу. Теперь, когда я соблазнил тебя и твоя помолвка с лордом Грэнтэмом расторгнута…
– До этого вы так же владели Евой, – быстро отрезала девушка. – А то, что было… Что ж, я сама этого хотела. А теперь не хочу. И оставьте меня… ради бога!
Она резко повернулась и ушла. Стивен стоял какое-то время в пустой библиотеке, чувствуя себя больным и разбитым. Он понимал, что ему не совладать с волей Рэйчел, но упрямо сцепил зубы. Нет, он так просто не откажется от нее. Ему следует поговорить с Евой.
Поговорить сразу ему не удалось. Едва он спустился в галерею, как его позвали выслушать завещание. На правах должностного лица и все еще в качестве жениха Евы Робсарт, он должен был присутствовать при этой церемонии. Когда он вошел в летнюю гостиную, там уже собрались все. Несколько пожилых джентльменов, которых покойный лорд Робсарт удостоил своим доверием, Эзикиэл Батс, Рэйчел, Энтони, Ева, почти вся прислуга Сент-Прайори. Рэйчел сидела чуть в стороне от остальных и нервно мяла косынку. Глаза ее были все еще красны от слез, но, с учетом траура в замке, в этом вряд ли можно было усмотреть что-либо необычное. Ева выглядела спокойной, указала Стивену на место подле себя и даже попробовала негромко пошутить:
– Взгляни-ка на дядюшку, Стив. Разрядился, подобно Иосифу Прекрасному.
Энтони Робсарт и в самом деле выглядел необычно. Вместо приличных его сану темных одежд на нем был камзол из серого камлота, обшитый золотым позументом. Кружева водопадом ниспадали у него с горла и запястьев, а у икр даже нависали над мягкими голенищами щегольских сапожек. Он сидел в кресле, как на троне, важно опираясь на трость с вызолоченным набалдашником.
Меж тем завещание было вскрыто и зачтено нотариусом. В нем отмечалось, что большая часть недвижимости Робсартов была продана во время войн, и сейчас у семейства оставались лишь угодья Сент-Прайори – 100 акров земли, 15 акров пастбищ, рыбные озера и охотничьи леса – вместе с замком дающие титул пэра, а также большой особняк во флорентийском стиле с садом в Лондоне, несколько домов в Саутгемптоне и некоторые владения на севере Англии в Йоркшире. Большая часть состояния Робсартов представляла собой денежные вклады в банках Лондона и на континенте. Сумма оказалась нешуточной, более 150 тысяч фунтов стерлингов. Из нее внушительная часть предназначалась слугам – настолько внушительная, что нотариус, словно не поверив, поправил на носу очки и вновь пробежал глазами по строчкам. Слуги держались невозмутимо, кое-кто даже переглянулся со значительным видом – мол, мы знаем, чего заслуживаем, и лишь толстуха Сабина, уткнувшись в передник, расплакалась. Оставшуюся сумму барон разделил между своими дочерьми и сестрой, ибо завещание написал еще зимой этого года, когда леди Элизабет была жива и ничто не предвещало ее скорую кончину.
Стивен невольно чуть улыбнулся в усы – он не сомневался, что теперь эти деньги приберут к рукам парламентские чиновники. Однако и Ева, и Рэйчел, получившие по сорок с лишним тысяч, превратились в весьма состоятельных леди. Гаррисон украдкой покосился на Энтони: пока что в завещании о нем не было ни слова. Глаза дядюшки расширились, когда он услышал дальнейший текст о том, что несколько тысяч барон выделял на приют для вдов и сирот моряков его флотилии и еще некоторая сумма шла на госпиталь для лечения инвалидов гражданских войн.
«Мое поместье Сент-Прайори, – гласило завещание, – и остальные мои земельные угодья, равно, как и наследственный титул пэра, должны перейти к сыну моему от второго брака Николасу Робсарту, а если он по какой-либо причине не вступит во владение, то опекунами Сент-Прайори я назначаю свою младшую дочь Рэйчел и человека, которому полностью доверяю, – полковника Стивена Гаррисона, жениха моей дочери Евы. Если же упомянутый Николас Робсарт в течение пяти лет не предъявит свои права на титул пэра и земли, то пэрское звание должно перейти к моей младшей дочери леди Рэйчел, ибо, как бы ни любил я остальных членов моей семьи, она одна достойна стать пэрессой, с передачей титула своему мужу и детям. Подобное заявление обговорено мной с членами парламента и зафиксировано в документах в нотариальной конторе в Лондоне.
Что касается моего брата Энтони Робсарта, то это человек порочный и импульсивный, и я, полагая, что он будет настаивать на получении титула, настоятельно прошу моих душеприказчиков подтвердить мою последнюю волю, чтобы мой брат не получил титула, оставленного моему сыну. Энтони Робсарт решил посвятить себя духовной карьере, и я готов помочь ему в этом, выделив для него и нужд его прихода сумму в размере восьми тысяч фунтов стерлингов…»
– Да будь он проклят! – так и подскочил преподобный Энтони. – Пусть черти зажарят в аду его порочную душу!..
– Ваша милость, – поспешил прервать Робсарта-младшего Эзикиэль Батс, – ведите себя скромнее, уважайте память покойного.
– Что?! – почти взвизгнул Энтони. – Этот пес лишил меня всех полагающихся по закону прав и думает, что я успокоюсь его ничтожной подачкой? Он обобрал меня, он лишил законного титула! Он сдох, как свинья, и теперь я его единственный наследник!
– Так вот почему вы так вырядились? – иронично заметила Ева. – Вы уже считали себя пэром Англии!
– И я им буду! – потряс кулаками над головой Энтони Робсарт. – Пэрство передается по мужской линии, если есть хоть один наследник мужского пола. И Рэч ничего не получит. А Николас… Кто этот Николас, где он? С ним всегда было нечисто, Дэвид не признавал его. И теперь он все оставил этому ублюдку, только затем, чтобы отстранить меня! Не дождетесь! – тряс он в бешенстве пальцем перед спокойной Рэйчел. – Ха! Пэресса Рэч! Сатанинское отродье! Ты ничего не получишь, ведьма!
– Сударь, вы ведете себя в высшей степени непристойно, – вступился за девушку Стивен.
Но Энтони не так-то просто было угомонить. Он кричал, угрожал, обещал, что потребует пересмотра вопроса о пэрстве в Палате лордов, начисто забыв, что при нынешнем режиме она просто упразднена. Когда ему напомнили об этом, он все равно не пожелал сдаваться.
– Вы думаете, что можете отделаться от меня? Не дождетесь! Это я могу устранить всех вас. О, я знаю, что сделаю, – я всех вас объявлю предателями и преступниками. Вы лишитесь всего, а Сент-Прайори станет моим.
