— Пора встречать госпожу герцогиню.
Оба встали, взяли фонари и направились к очагу, чтобы зажечь их.
Пардальян, не мешкая, спустился в нижний подвал. Осмотревшись, шевалье обнаружил, что под лестницей стоят полусгнившие ящики. Притаившись за этими ящиками, он сказал себе.
«Отсюда все прекрасно видно. Сейчас пойму, где эта дверь и как она открывается. Но если им придет в голову заглянуть сюда, меня заловят как лису в собственной норе! А, ерунда! Испанцы ничего не заподозрили, и Фауста тоже ничего не заметит».
Оставив птичника на кухне, испанцы с зажженными фонарями в руках спустились по лестнице и замерли в центре подвала. Пролетело несколько минут… Из своего укрытия Пардальян видел лишь стену, откуда, по его расчетам, и должна была появиться Фауста. Вдруг эта стена действительно раздвинулась, и через узкий проход в погреб вступила герцогиня де Соррьентес. За ней следовал д'Альбаран. В руке у великана был фонарь, а под мышкой — объемистый мешочек.
Оба испанца приветствовали даму изящными поклонами, словно были облачены в бархат и атлас и находились в Лувре, на приеме у короля Франции. Фауста слегка кивнула головой и своим серебристым голоском торжественно произнесла:
— Здравствуйте, господа!
А Пардальян в это время не сводил глаз с д'Альбарана. Тот закрывал дверь. Стена почти мгновенно обрела прежний вид, но Пардальян успел заметить все, что его интересовало, и на губах у него появилась довольная улыбка.
Заперев вход в подземный коридор, д'Альбаран первым поднялся по лестнице, освещая ступени фонарем. За великаном следовала Фауста. Потом — испанский офицер, тоже с фонарем в руке. Замыкал шествие второй испанец, оставивший свой фонарь внизу…
А вскоре на лестнице оказался и Пардальян, улыбавшийся в седые усы…
Но на сей раз шевалье остановился где-то на полпути, чтобы в случае чего успеть спрятаться. Пристроившись на ступеньке, он уже не мог заглянуть в кухню — но отлично слышал все, что там говорилось.
Очутившись на кухне, Фауста опустилась на грубый табурет и застыла в величественной позе, словно восседала на троне. Д'Альбаран замер у нее за спиной. Оба испанских дворянина в живописных лохмотьях стояли перед женщиной навытяжку, как на службе в особняке герцогини. Старый птичник согнулся в низком поклоне, едва не упав на колени.
Им-то прежде всего и занялась Фауста. Она жестом подозвала крестьянина к себе. Он приблизился, не разгибая спины, почти ползком.
— Д'Альбаран, вручите этому достойному человеку те десять тысяч ливров, что я ему обещала, — сладчайшим голосом произнесла красавица.
Гигант выступил вперед и вложил старику в руки туго набитый мешочек, который до этого держал под мышкой. Хозяин лачужки выпучил глаза, открыл рот и, не найдя слов, чтобы выразить свою радость и признательность, преклонил колени, как делал, когда проходил мимо часовни Святых мучеников. Фауста ободряюще улыбнулась и отпустила старика со словами:
— Ступайте, добрый человек, и помните, что за услугу, которую вы мне оказали, я всегда готова прийти вам на помощь.
Старик снова преклонил колени, а потом, пятясь, покинул кухню. По знаку Фаусты его проводил один из переодетых дворян.
— Ну что? — осведомилась герцогиня, когда тот вернулся обратно.
— Ушел, мадам, — ответил мужчина. — Он просто не верит собственному счастью.
— А двери? — спросила Фауста без тени улыбки.
— Заперты на два оборота — и одна, и другая. А вот и ключи, — сообщил дворянин, кладя на стол два больших ключа.
— Раз так — за дело, господа, — распорядилась Фауста. — Д'Альбаран, проводишь их в пещеру. Поможешь им там. Доложишь, когда закончите. Мне важно убедиться, что все идет так, как я задумала. Ступайте!
— Пойдемте, господа, — в свою очередь, скомандовал Д'Альбаран.
Пардальян не стал слушать дальше и резво спустился вниз. Но не юркнул под лестницу, а скользнул в ту дверь, которой недавно воспользовалась Фауста, и отошел по коридору шагов на двадцать. Вжавшись в какую-то нишу, шевалье подумал:
«Какого черта она отправила их сюда?.. Как именно решила покончить со мной? Ведь она явилась на ферму по мою душу, и все эти приготовления затеяны лишь ради того, чтобы завтра я уже не вышел из этого дома живым».
Пожав плечами, Пардальян беззаботно сказал себе:
«А-а, сейчас все узнаем…»
Потайная дверь, которую он закрыл за собой, снова распахнулась. В коридоре показались д'Альбаран и его помощники. Они оставили дверь открытой. Первым шагал д'Альбаран, освещая дорогу. Оба дворянина следовали за ним, перебрасываясь шутками и смеясь. Теперь они говорили исключительно по-испански. Но это не смутило Пардальяна: итальянским и испанским он владел не хуже, чем французским.
Не дойдя шагов десяти до Пардальяна, вжавшегося в стену, д'Альбаран остановился у другой потайной двери; она вела в ту пещеру, откуда шевалье совсем недавно позаимствовал фонарь. Великан открыл дверь и уже собрался двинуться вперед, когда знакомый Пардальяну офицер удержал д'Альбарана за плечо и, указав рукой в сторону затаившегося шевалье, с фамильярной почтительностью спросил:
— А куда ведет этот ход, сеньор д'Альбаран?
— Никуда, граф, — ответил тот. — Как видите, он довольно узкий. И длинный. А кончается тупиком.
— Тупиком! — разочарованно повторил офицер, которого только что назвали графом. — Да, похоже на то… Мы пробрались в подвал фермы по другому подземелью. Но что, если все эти коридоры как-то сообщаются между собой?
«Да, он соображает, этот граф! — подумал Пардальян. — Гм, граф… Эти благородные идальго, все они величаются графами или маркизами, а у самих ни кола ни двора».
— Не волнуйтесь, граф, — успокоил своего помощника д'Альбаран. — Этот ход мы обследовали дюйм за дюймом. Будь здесь хоть какой-нибудь лаз, мы обязательно обнаружили бы его.
«Плохо, значит, обследовали!» — усмехнулся про себя Пардальян.
Испанцы вошли в пещеру — но долго там не задержались. Оба дворянина выкатили в коридор по бочонку. Не жалея великолепного колета из бархата и атласа, великан тащил в руках два бочонка, поставленных один на другой.
Узнав бочонки, Пардальян немало удивился:
«Порох! Пули!.. Какого черта они их перетаскивают?»
Тут он хлопнул себя по лбу: «Какой же я дурак! Это ведь они из-за меня суетятся! Для Фаусты не секрет, что я знаю об этой пещере… И герцогиня решила, что я могу взорвать этот склад, как и три остальных… вот и распорядилась… Все правильно… Но она и не подозревает, что я сумел проникнуть и в подвалы фермы! Так что зря она старается… Точно, точно!.. Все так и есть!»
Однако на самом деле Пардальян не был до конца уверен, что «все так и есть»: шевалье начал смутно догадываться об истинной причине всей этой возни. Но его подозрение было таким чудовищным, таким невероятным, что Пардальян гнал от себя эту страшную мысль.
