сражение, произошедшее на другом конце Европы.
24 февраля 1525 года солнце еще не успело взойти, а французская армия, которую возглавлял сам Франциск I, подошла к стенам Павии, отлично укрепленного города-крепости в сердце Ломбардии в двадцати милях к югу от Милана. На протяжении почти четырех месяцев город держали в осаде более двадцати тысяч человек, пытаясь уморить голодом девять тысяч жителей, в основном торговцев, запертых внутри городских стен. Вскоре французы столкнулись с не менее мощной освободительной армией, верной испанскому императору Карлу V, с которым Франциск ввязался в затяжной, сложный и кровавый конфликт за главенство на Апеннинском полуострове. Атака началась с первыми лучами солнца. Грохот пушек и аркебуз слился с топотом копыт, и две огромные армии с невиданной яростью столкнулись друг с другом.
Ричард де ла Поль командовал французской пехотой и сражался рядом с другим опытным и талантливым военачальником Франсуа де Лоррэном, возглавлявшим первоклассных наемников-ландскнехтов, которых называли «Черный отряд». Но день 24 февраля стал неудачным для них обоих. После четырех часов ожесточенной битвы французское войско было расколото на части и разбито разъяренной и блестяще организованной армией испанского императора. Франциска I сбили с коня и прижали к земле, но затем подняли на ноги и взяли в плен. Французская сторона понесла ужасающие потери, было убито множество командующих и военачальников. Французы потерпели тяжелое поражение, а вместе с ним утратили свои позиции в Ломбардии, откуда им пришлось отступить сразу же, как отгремело сражение. На поле битвы остался лежать Ричард де ла Поль, Белая роза, последний из внуков Ричарда, герцога Йоркского, и претендент на английский престол.
Масштабное поражение французов стало для всей Европы неожиданностью. Но Генрих VIII и кардинал Уолси были чрезвычайно довольны. Военный успех французов, который так долго им сопутствовал, превратился в дым: их король был в унизительном положении пленника, войска уничтожены. Теперь Генрих мог всерьез планировать повторить подвиги своего предка Генриха V: напасть на Францию, вернуть древнее наследие Плантагенетов и восстановить власть Англии на территориях от Нормандии до Гаскони. Он даже мог при условии, что его союзники окажутся сговорчивыми, попытаться вернуть французскую корону, которую в последний раз носил в Париже Генрих VI в 1431 году. Все это наконец-то казалось достижимым, французский монарх больше не мог помешать ему, создавая из воздуха кукольных претендентов на английский трон. Де ла Поль был мертв! За военные кампании на континенте больше не нужно было расплачиваться заговорами и интригами внутри страны. Теперь не приходилось выбирать между завоеваниями и безопасностью династии. О наваждениях предыдущего столетия наконец-то можно было забыть.
Французский историк, живший в XVIII веке, передал, а скорее, придумал разговор между Генрихом VIII и гонцом, который в начале марта 1525 года застал короля в постели и сообщил ему об итогах битвы при Павии. Подробно рассказав о том, что Франциск I был схвачен, а французская армия уничтожена, гонец перешел к восхитительной новости о судьбе последней Белой розы. «Господь, помилуй его душу! — якобы воскликнул Генрих. — Все враги Англии мертвы». А затем, указав на гонца, закричал: «Налейте ему еще вина! [525]»
«Сколько человек, во имя Бога вечного, ты убил?»
Гибель последней Белой розы в 1525 году стала заключительным аккордом в борьбе оппозиции с королевской властью, которая началась с гражданской войны, сотрясшей страну при Генрихе VI в 1450-е годы. К 1520-м годам поколение, которое двигало страну вперед и управляло ею, в большинстве своем не было ветеранами Босворта или Стоук-Филдса. Всем, кто участвовал в этих сражениях, к тому моменту перевалило за пятьдесят, и по тем временам старость у них была не за горами. Мало кто помнил кошмар битвы при Таутоне. Поколение Генриха VIII выросло в относительно мирное время, и хотя старшие и рассказывали об ужасах гражданской войны и вспоминали о беспощадных битвах в центральных графствах, на Уэльском приграничье, в предместьях Лондона и далеко на севере, почти все герои и участники тех событий давно были мертвы. Все это отошло в область преданий и фольклора.
Проблема, стоявшая у истоков войн, казалось, разрешилась. И дело было не в том, как утверждали раньше, что могущественная аристократия оказалась ослаблена, не в том, что прекратила существование система, которую мы сегодня называем «бастардным феодализмом», и не в том, что в самой структуре власти в Англии произошли радикальные изменения. Но в стране было восстановлено твердое и легитимное правление, такое же, как столетием раньше, в период расцвета Плантагенетов. Генрих VIII получил корону по праву рождения, а не присвоил ее силой. Он также был исполненным величия, самоуверенным и воинственным государем, в котором самодовольство и твердость Эдуарда IV сочетались с любовью к внешним атрибутам власти, окружавшим правителей эпохи Возрождения, что роднило его с другими монархами его поколения, особенно с Франциском I и Карлом V, королем Испании и императором Священной Римской империи. В 1480-е годы война Алой и Белой розы шла вокруг династического престолонаследия, но ее истоки лежали не в спорах за кровное право на престол. Они скорее были в том, что английская государственность оказалась не способна справиться с бессмысленным правлением безвольного Генриха VI. Этот нерешительный, миролюбивый и набожный король стал причиной политических бед, от которых страна страдала полвека.
Едва ли можно было найти кого-то менее похожего на Генриха VI, чем Генрих VIII. «Наш король охотится не за золотом, драгоценными камнями или металлами, а за добродетелью, славой и бессмертием», — писал придворный ученый барон Маунтджой великому нидерландскому гуманисту Эразму Роттердамскому по случаю коронации Генриха в 1509 году. У Генриха было много недостатков, которые он с избытком продемонстрировал во второй половине правления, но в первые годы всем было ясно, что за короной теперь стоит сильная личная власть короля, который обладал гораздо большим правом на трон, чем все его предшественники, начиная с 1422 года. Восшествие Генриха на престол решило сразу две проблемы. Человек, который стал монархом, теперь обладал персональной властью. Также был закрыт вопрос легитимности правителя по праву крови, который оставался открытым с 1460 года, когда Ричард, герцог Йоркский, не пошел дальше по пути политического лидера и заявил о своих правах на корону. Основные символы и изображения эпохи правления Тюдоров представляли Генриха VIII воплощением единства Красной и Белой розы. Он понимал, насколько важна его роль, и прекрасно с ней справлялся.
Конечно, как показала история с де ла Полями, Генрих не мог позволить себе полностью игнорировать опасности, угрожавшие династии. Других претендентов на трон из династии Плантагенетов и среди представителей йоркистов было немного, но они были. Весной 1521 года Генрих выдвинул безжалостные обвинения в измене — то есть в планах или помыслах убить короля — против Эдварда Стаффорда, герцога Бекингема, чья родословная восходила к Томасу Вудстоку, а через
