Золотая моль
Валерий Фатеев
Моль бывает шубная, платяная, сырная, хлебная, овощная, но страшнее всего моль золотая, ибо она пожирает душу.
Мне 56 лет и главное, что было, есть и будет в моей жизни — это Север, его люди, моя семья и мои книги, в которых я об этом всем рассказываю
Памяти брата моего старателя Михаила посвящается
Убийство магаданского губернатора Валентина Ивановича Цветкова в октябре 2002 года прямо в центре столицы, у правительственных стен, среди белого дня потрясло всю страну. Миллионы людей, даже и не слышавших до этого о Цветкове, задавали себе мучительный и простой вопрос: если жизнь чиновника такого ранга беззащитна, то что стоит наша? Чего стоят наше государство, все его законы, Конституция и права человека, когда самое главное право — право на жизнь — может быть в любой момент отнято по чьей-то злой воле?
Эта книга не о трагедии Цветкова, хотя он и напоминает, возможно, одного из ее героев. Но она о том, какая ситуация складывалась в области к кровавому октябрю… она о людях, о золоте, об обстоятельствах, в которых эти люди жили и работали, любили и умирали. Не зря «золотая версия» принята следователями одной из основных в убийстве губернатора.
И со всей категоричностью заявляю, что рудника с таким названием и героев с такими именами в природе не существует. Они — плод воображения автора, его вымысел, в крайнем случае — домысел. Поэтому за случайное совпадение обстоятельств места, времени и действия автор ответственности не несет никакой. Не отвечает автор и за угадываемость отдельных персонажей: люди, траченные «золотой молью», чаще всего выглядят одинаково… одиозно.
Автор
Сатана там правит бал, люди гибнут за металл…
Гуно. «Фауст»
И необычные дни начинаются как обычно.
Природе нет дела до суеты человека. И в день его смерти солнце встает так же, как и в день его рождения. И так же текут облака в бездонной голубой выси, и прохладный ветерок приятно освежает разгоряченное лицо.
— Все, шабашим! — торжественно объявил Коляня, но еще минута прошла, пока до всех дошла эта простая мысль: — конец!
Каторжному труду— конец! Голодовке, комарью, грязи и всему их таежному быту — конец! Еще чуть-чуть усилий, и впереди город, с которым каждый связывал свои мечты, и мечты реальные. Вот они, ключи к городу, — весомые полиэтиленовые бутылки из-под «Тальской» минералки.
Весомые — не то слово! Их троица сработала как маленькая старательская артель: почти семнадцать килограммов не считая десятка самородков-«клопов».
Ну конечно Коляне при дележе как главному перепало больше, да ведь спасибо ему: и сами разбогатели. Пять тысяч граммов на душу, даже если по триста рубликов за грамм…
У Виктора аж голова закружилась. В самых дерзких мечтах никогда он не представлял, что станет обладателем такой суммы. Джип, квартира… не, сначала он полетит на материк, в родной Липецк. Там все, и братья, да и мать поди уже не верят, что когда-то он выбьется в люди. В люди, по-ихнему, — работа, образование, семья, ну, и так далее со всеми причиндалами. Предел мечты — «Жигуль», на который ломят всю жизнь. Точнее, ломили, сейчас поди едва концы с концами сводят, особенно старшой, гордость семьи, кандидат наук… Мать писала, что из пенсии внукам помогает во как! А он, блудный младший сын, заявится как снег на голову, как гром! Подарки, ящик шампанского…
— Ирка, — шутливо обратился он к третьей их напарнице — сероглазой, среднего росточка девушке. — Ты теперь, поди, только за принца замуж выскочишь, а?
— За царя Соломона, — лениво отозвалась Ирка. Облокотившись на рюкзак, она смотрела на волну сопок, начинавшихся сразу за долиной Огонера. Интересно, что там, за ними? И есть ли там люди? Коляня говорит, что здесь от трассы два шага шагни — и края обетованные. И впрямь, они здесь три месяца отпахали — и ни одной души, вообще ничего от цивилизации. Только один раз в день самолет пролетал — высоко, всего серебряная блесточка заметна да белая полоса.
А ведь как она не хотела идти в тайгу. И не верила, что что-то из всего этого получится. И боялась — двое парней. А потом подумала — а чего бояться? Коляню она хорошо знала, перед этим встречались то у него в общаге, то у подруги. А Виктор ей сразу понравился, при первой встрече. Лицо хорошее, глянешь — и верить хочется. И она сразу поняла, что спать будет с обоими, по очереди, или как там получится… Не поварихой же ее в самом деле берут, лапшу на уши она и сама вешать умеет.
Что делать с деньгами, она и сама толком не знала. Да и где они — деньги… Коляня говорит, что золото ингушам надо отдать, они дороже чем другие перекупщики платят. А там видно будет.
— Все, народ, — > заторопил Коляня, — поднимаемся. Нам только к Огонеру до вечера шагать. А там до трассы почти сутки…
Главная проблема, конечно, Огонер. Дождей, правда, давно не было, на переправляться все равно по грудь в воде придется. А водичка сейчас… бррр.
Он еще раз оглядел бросаемый бивак. Все они прибрали, прикопали. Следы кострища завалили дерном, никто не подумает, что здесь были и работали люди. А вход в старую штольню вообще найти невозможно. У него план на руках был, и то двое суток на животе все исползали, думали, совсем не в тот район попали. А ведь он эти места знал, было дело, не раз на эту шахту приисковое начальство возил. Дорогу хорошо запомнил. И разговоры: перспективная, самородки прямо в стене. Большие планы с ней связывали. А успели только разведочную штольню пробить. Перестройка. Точнее, революция. Или наоборот — контрреволюция, как его папаня говорит. Во, а люди головы ломают — реформы, хренормы. Самая что ни на есть настоящая контрреволюция.
Царь Борис воссел на троне. Пусть сам потом и отрекся, но воссел же. И частную собственность объявили. И у народа все подчистую отняли! А что еще не отняли, отнимут! Побаловались, и будя!
Он это сразу и без папани понял, не дурак. И когда начальство его все поспешно кинулось приватизировать-прихватизи-ровать, и ваучеры эти — народу глотку заткнуть, как же, по две «Волги» на каждого… Вместо «Волги» последние несчастные вклады и то захапали… Государство, а какое, простите, государство? Союза нет, мы за его долги не отвечаем, мы новое государство. Для новых русских… Березовских, ну там Гусинских… А все Ивановы пусть идут на рынок. На любой — китайский, вещевой, продовольственный, в крайнем случае на рынок труда, самый дешевый. Глядишь, за что-нибудь и продадут свои рабочие навыки и руки.