Артур Конан Дойл - Ночь среди нигилистов

Робинзон, хозяин вас требует! «Какого черта ему нужно!» — подумал я. Мистер Диксон, одесский агент фирмы «Бейлэй и К0» был довольно крут, в чем я убедился на собственной шкуре.

— В чем же дело? — спросил я своего товарища-конторщика. — Напал он что ли на следы наших дурачеств в Николаеве?

— Не имею ни малейшего представления, — сказал Грегори, — старикашка по-видимому в хорошем настроении; скорей всего что-нибудь деловое. Однако не заставляй его ждать.

Приняв вид оскорбленной невинности, чтобы быть готовым ко всему, я вошел в логовище льва.

Мистер Диксон стоял перед камином в чисто английской освященной временем позе и указал мне на стул перед ним.

— Мистер Робинзон, — сказал он, — я очень доверяю вашей рассудительности и здравому смыслу. Юная дурь прорывается, но я думаю, что под внешним легкомыслием кроется чистый и благородный характер.

Я наклонил голову.

— Вы, кажется, — продолжал он, — очень бегло говорите по-русски?

Я снова наклонил голову.

— В таком случае я хотел бы вам дать поручение, в случае успешного выполнения которого вас ждет повышение. Я не доверил бы его подчиненному, если бы меня не удерживали здесь мои обязанности.

— Сэр, можете быть уверены, что я сделаю все от меня зависящее, — ответил я.

— Так. Именно так. Вот что вам предстоит сделать. Только что открыта для движения железная дорога на Сотлев, верстах в полутораста отсюда. Я желаю раньше других одесских фирм начать скупку продуктов этого района, что, я думаю, можно будет совершить по весьма низким ценам. Вы отправитесь по железной дороге в Сотлев, повидаетесь там с господином Димидовым, самым богатым землевладельцем в уезде. Постарайтесь сойтись с ним на самых выгодных условиях. И я, и Димидов желаем, чтобы все дело было обделано тихо и сокровенно, насколько возможно, — одним словом, чтобы никто ничего не знал до того момента, как зерно появится в Одессе. Я желаю этого в интересах фирмы, Димидов — вследствие нежелания крестьян допускать вывоз зерна. Вас встретят, и вы должны выехать сегодня же вечером Деньги на издержки будут своевременно переданы вам. До свидания, мистер Робинзон. Я надеюсь, что вы оправдаете мое доверие.

— Грегори, — сказал я, вскакивая в контору, — меня посылают с поручением, секретным поручением; дело в несколько десятков тысяч рублей. Дай мне твой чемодан — мой слишком заметен — и скажи Ивану, чтобы он упаковал его. Русский миллионер ждет меня в конце моего пути. Ни слова об этом Симкинсе, иначе все дело пропало. Будь могилой.

Я был так восхищен своей таинственной ролью, что целый день слонялся по конторе с видом бандита с глубокой заботой и чувством ответственности в каждой черте.

И когда вечером я украдкой явился на станцию, случайный наблюдатель заключил бы, конечно, по моему поведению, что я только что ограбил какую-нибудь кассу, содержимое которой упрятано теперь в маленький чемоданчик Грегори. Кстати, с его стороны было ужасно неосторожно, оставить на чемодане английские наклейки, пестревшие по всей его поверхности. Мне оставалось только надеяться, что «Лондоны» и «Бирмингемы» не обратят на себя внимание, или, по крайней мере, никакой торговец хлебом и зерном не в состоянии будет догадаться по ним, кто я и в чем моя миссия.

Заплатив деньги и получив свой билет, я притаился в уголке удобного русского вагона и предался мечтам о неожиданном счастье. Диксон становился стар, и если я сумею ухватиться как следует, меня ждут великие вещи.

В мечтах я добрался уже до компаньонства в фирме. Шумливые колеса, казалось, уже выстукивали: «Бэйлэй, Робинзон и К0», «Бэйлэй, Робинзон и К0», выстукивали ровно и однообразно, навевая понемногу дремоту, пока я не погрузился в тихое море глубокого сна.

Если бы я знал, что ждет меня в конце моего пути, едва ли мой сон был бы таким мирным.

Я проснулся с неприятным чувством, что кто-то пристально за мной наблюдает. И я не ошибся. Высокий смуглый человек уселся на противоположной скамейке, и его черные пытливые глаза пронизывали меня, словно пытаясь заглянуть мне в самую душу. Потом я заметил, что он перевел свой взгляд на мой чемодан.

— Господи, — подумал я, — это агент Симкинса. И дернуло же Грегори оставить свои наклейки.

На несколько мгновений я закрыл глаза, а, открыв их, снова опять поймал на себе пытливый взгляд незнакомца.

— Вы, по-видимому, из Англии? — спросил он, показывая ряд белых зубов и раздвигая губы, что у него, вероятно, означало любезную улыбку.

— Да, — ответил я, пытаясь смотреть небрежно, но, мучительно чувствуя, что это мне не удается.

— Вероятно, путешествуете для развлечения? — спросил он.

— Да, — горделиво ответил я, — конечно для развлечения, ничего больше

— Несомненно, ничего больше, — сказал он с оттенком насмешки в голосе. — Англичане всегда путешествуют для развлечения, не правда ли? О, конечно, только для развлечения.

Поведение его было, по крайней мере, загадочно.

Объяснить это можно было бы только двумя предположениями — он был или сумасшедшим, или был агент какой-нибудь фирмы, посланный с таким же поручением, как и я сам, и желавший показать мне, что он разгадал мою скромную игру.

Эти предположения оба были одинаково неприятны, и, в общем, я почувствовал облегчение, когда поезд въехал под низкий сарай, игравший в Сотлеве роль станции, — в том Сотлеве, в котором я должен оживить промышленность и направить торговлю в великий мировой поток.

Я ожидал увидеть чуть ли не триумфальную арку, ступив на платформу.

Меня должны были встретить в конце моего пути, как сказал мне мистер Диксон. Я вглядывался в серую толпу, но не видел в ней господина Димидова. Внезапно человек славянского типа, с небритым подбородком, быстро прошел мимо меня и взглянул сперва на меня, и потом на мой чемодан — причину всех моих тревог. Он исчез в толпе, но через некоторое время снова появился и прошел, почти касаясь меня и, проходя, прошептал:

— Следуйте за мною, но не слишком близко. Затем тотчас же направился быстрыми шагами из станционного помещения на улицу. Все это было чертовски таинственно! Я бежал за ним со своим чемоданом и, повернув за угол, натолкнулся на грязные дрожки, поджидавшие меня. Мой небритый друг отстегнул подножку, и я уселся.

— Что господин Дим… — начал было я.

— Чш!.. — воскликнул он. — Без имен, без имен, даже стены имеют уши. Вы все услышите сегодня ночью.

И с этим обещанием он закрыл верх, взял вожжи, и мы тронулись быстро рысью, такою быстрой, что я видел удивленное лицо моего железнодорожного знакомого, провожавшего нас глазами, пока мы не исчезли из его поля зрения.