А. МОСКВИН
ЗАГАДКИ ЖЮЛЯ ВЕРНА
Оба представленных в этом томе романа внешне кажутся непритязательными и несложными. Их не относят к числу лучших произведений великого фантаста. Однако при более подробном рассмотрении оказывается, что все не так просто. В тексте и сюжете публикуемых произведений скрыты запутанные и загадочные моменты, имеющие отношение к личности их создателя.
Роман «Жангада» Жюль Верн начал писать в 1880 году. Он уже стал приходить в себя от неприятностей, уготованных ему судьбой годом раньше. В январе 1879 года заболела его жена Онорин, причем так тяжело, что ее считали безнадежной; в декабре у Онорин открылись кровотечения, она очень ослабела, и это стало причиной постоянного беспокойства писателя. Волновало Жюля Верна и поведение сына, заботы о котором заполняют большую часть его переписки.
Мишель, раздражительный мальчишка с трудным характером, не воспитывался ни часто отсутствующим отцом, ни слишком слабой матерью. Жюль Верн просто-напросто не понимал сына, который конфликтовал с родителями только ради утверждения своей личности. Писатель жалуется Этцелю, единственному человеку, которому мог раскрыть душу: «Кичливость, которая не знает никаких уступок, полнейшая непочтительность ко всему, что достойно уважения, делают из него человека, глухого к любым замечаниям… Я не лелею насчет своего отпрыска никаких надежд; этот ребенок, уже в свои шестнадцать проживший на все двадцать пять, слишком рано развратился»[1]. «У него злая натура, выставляющая напоказ свои пороки, а в то же время голова совершенно лишена здравого смысла». «Что с ним станется? Не знаю. Но здешние медики согласны в одном: в случае припадка у этого ребенка нет никакого чувства ответственности за свои поступки». Таких цитат в конце семидесятых годов можно много набрать из переписки писателя. Отчаявшийся отец восклицает в одном из писем к Этцелю: «Что бы вы сделали на моем месте? Прогнать его и никогда больше не видеть!… Нельзя представить, что я выстрадал» (4 октября 1879 г.).
В марте 1880 года девятнадцатилетний Мишель, очарованный актрисой амьенского провинциального театра Терезой, женится. Это вызывает новый взрыв отцовского гнева: «Он шествует дорогой нищеты и позора напрямик в дом сумасшедших». Жюль Верн никогда не называл полного имени Терезы; и в переписке, и в документах он употреблял только сценический псевдоним Дюгазон (что при желании можно воспринять буквально: «девушка с газона»).
Напряженность в семье добавляло и увлечение перешагнувшего пятидесятилетний рубеж маститого писателя очаровательной румынкой Луиз Тойч, поселившейся в Амьене то ли в семьдесят восьмом, то ли в семьдесят девятом году.
Поистине надо было быть «натренированной литературной машиной» (выражение внука писателя Жана), чтобы в таких условиях продолжать плодотворно трудиться.
В сотрудничестве с Д'Анри Жюль Верн заканчивает инсценировку своего романа «Михаил Строгов». Премьера состоялась 17 ноября 1880 года. Успех постановки приносит в дом деньги и открывает период семейного благополучия. Писатель продолжает свои необыкновенные путешествия. И не только за столом.
В июле 1881 года Ж. Верн отвозит Онорин на курорт Трепор. Там, вращаясь среди великосветской курортной публики, он заводит близкое знакомство с графом д'Е., женатом с 1854 года на бразильской принцессе Изабэл, бывшей в свое время регентшей и прозванной у себя на родине «Редентория» (Избавительница) — как бы в награду за ее неустанную деятельность, направленную на отмену рабства — самого позорного явления белой цивилизации.
И для писателя, и для бывшей правительницы встреча оказалась необычайно интересной. Их взгляды по многим жизненным вопросам совпадали. Они поразились обилию общих идей. Широта взглядов знаменитого писателя, острота его ума соответствовали духовным горизонтам принцессы. Они много общались, беседовали, и Жюль Верн надолго сохранил дружеские чувства к Изабэл. Видимо, бывшая регентша Бразильской империи сообщила писателю немало интересного о своей родине.
Чета Вернов возвращается в Нант, но работать писатель не может: ему мешает ужасающая жара. Спасение от нее Жюль Верн пытается найти на борту своей яхты «Сент-Мишель III», задумав «слегка прогуляться» до… Санкт-Петербурга. В Балтику, правда, яхта не вышла. Путешественники, Жюль и его брат Поль, добрались только до Копенгагена, откуда повернули назад. Жюлю и этого было вполне достаточно. «Мне надо,— читаем мы в одном из его писем 1881 года,— хотя бы в течение нескольких недель поболтаться в море, испытывая то бортовую, то килевую качку!»
К концу 1880 года «Жангада» была закончена. В январе 1881-го начальные главы романа появляются в журнале «Магазэн д'эдюкасьен э де рекреасьон». Журнальная публикация будет продолжаться до декабря, а в середине года первая часть романа выходит из печати отдельной книгой (в дешевом варианте; вторая часть этого издания появится в ноябре). Как всегда, Этцель вслед за дешевым изданием выпускает иллюстрированный, «подарочный» вариант. Он появился на прилавках в сентябре.
На русский язык «Жангаду» перевели очень быстро; уже в 1882 году роман вышел в Санкт-Петербурге в издательстве Е. Н. Ахматовой.
Роман получился довольно странный. С одной стороны, это типичный роман о путешествиях из жанра, в котором Жюль Верн достиг совершенства. Автор искусно вплетает в сюжет энциклопедический набор страноведческого материала: названия населенных пунктов, сведения о количестве и занятиях жителей (иногда эти занятия и ремесла описаны чересчур подробно), об этническом составе населения, комментированные перечисления животных и растения, обязательно сопровождающиеся местными названиями этих представителей туземной флоры и фауны. В тексте книги можно найти немало более пространных, иногда восторженных описаний — вспомним хотя бы, как изображены обезьяна гуариба, муравьед, ламантины, кайманы, электрический угорь — гимнот, вспомним красочные, живописные, просто веселые описания птиц и тропических бабочек. Столь же подробны и картины растительного мира.
Велика река Амазонка. Жюль Верн не только посвящает ей целую главу, но и дальше уделяет много внимания различным особенностям ее бассейна — вплоть до объяснения цвета воды, изложения бытующих среди прибрежного населения легенд и рассказа об опасной приливной волне «поророка». Кажется, писатель добивается того, чтобы читатель воскликнул вслед за одной из героинь романа: «Ах, как хороша наша величавая Амазонка!»
Безусловно, в обилии географических сведений есть определенная монотонность. Ж. Пруто, один из современных биографов писателя, признает: «У Жюля Верна, как и у Бальзака, как и у Золя, была привычка подавать сериями переваренную им обильную документацию»[2]. Современного читателя это утомляет, что и понятно: ведь сейчас так уже не пишут. Но нам трудно в полной мере оценить просветительское значение романа. Слишком далеко человечество ушло в географическом изучении планеты. А ведь в 1880-е годы книга была фактически единственной возможностью заочно познакомиться с далекими странами.
