Юрий ПЕРЕСУНЬКО
В НОЧЬ НА ДВАДЦАТОЕ
Рисунки Ю. МАКАРОВА
В полупустом гараже было тепло и уютно. Вдоль стен сухо потрескивали отопительные батареи, и даже не верилось, что за порогом метет занозистая поземка, а столбик термометра давным-давно упал за ярко-красную отметку -50°. Рабочий день уже кончился, и гулкую тишину гаража нарушал только Колька Митрохин, который все еще возился под «газоном», подтягивая разносившиеся рессоры.
Механик Семенов недовольно покосился на парня, который без году неделя как работал в гараже, посмотрел на часы — стрелки показывали семь.
«Тоже мне — ударник! — с непонятной злостью подумал Семенов. — Хоть бы навар имел, а то так, за здорово живешь перерабатывает. — Семенов зло сплюнул на бетонный пол, пнул тяжелый скат ЗИЛа. — Ишь чего придумали! Ремонт машин свалить на механиков и слесарей, а шоферов — на заготовку леса, рабочих рук, видите ли, не хватает».
Семенов поднялся в кабину ЗИЛа, собрал свой инструмент, разбросанный на сиденьях, сложил его в замасленный чемоданчик. В голове опять замельтешило накипевшее.
«А Жарков-то, сосунок… Вместо того, чтобы самому под машиной повозиться, указание ценное выдал: ты, мол, Петрович, вкладыши проверь, стук иной раз появляется. Ишь ты, проверь, — распалял себя Семенов. — Возьми да сам и проверь. Маленькую профилактику тебе сделал, и будь доволен».
Он спрыгнул с подножки, хлопнув дверцей так, что лязгнула металлическая обшивка.
Из-под «газона» высунулся Митрохин, спросил:
— Ты чего?
Семенов скосил глаза на слесаря, с трудом сдержался, чтобы не сказать ему чего-нибудь этакого, тяжело зашагал в отгороженную конторку завгара. Там он подошел к телефону, сказал глухо в трубку:
— Соедини-ка меня с квартирой завгара.
В мембране послышался щелчок, длинные гудки, затем знакомый голос сказал:
— Я слушаю.
— Лексеич! Это Семенов говорит. Можешь снимать с ямы жарковский ЗИЛ. Да, полный порядок. Ни хрена там не стучит. Просто за машиной следить надо. Вот, вот, и я о том же говорю. Так что я домой пошел.
Семенов услышал отбой, но все держал трубку. В голове зрело какое-то решение, смутное, неуловимое. Он постучал пальцем по рычажкам, вызывая телефонистку.
— Алле, узел? Слушай, красавица, соедини-ка меня с Магаданом. Что? Связи нет? Обрыв? А когда будет? Все понятно. Завтра ремонтную бригаду вышлете, а через три дня связь дадите. Работнички… Работать, говорю, надо, а не резолюции выносить.
Семенов со злостью бросил трубку и зашагал по бетонному полу гаража к выходу. Волна морозного воздуха ударила в лицо, захлестнула дыхание. Семенов, позабывший надеть рукавицы, сунул вмиг озябшие руки в карманы полушубка, остановился, всматриваясь в темноту поселка. Недавний страшной силы буран, упавший на Красногорье, завалил чуть ли не до окон приземистое общежитие строителей, выровнял, словно сотня бульдозеров поработала над планировкой, строительную площадку будущего комбината, где закладывался нулевой цикл. Теперь снега не было, но все такой же свирепый ветер свистел и гудел над поселком, изо всех сил раскачивал уличные фонари.
Кое-где вызвездилось безлунное небо, и Семенов невольно передернул плечами, представив себя в такую ночь в далеком рейсе. А ведь три дня назад в Магадан за грузом по автозимнику ушла колонна тяжелых машин; один только ЗИЛ Жаркова торчал на ремонте. «Интересно, успели они проскочить перевал?» — невольно подумал Семенов. И вдруг новая волна непонятной злости захлестнула его.
«Сопляки хреновы, — мысленно выругался он. — Стройка только начинается, а им уже и типовые общежития, и паровое отопление, даже плиты электрические с конфорками. Работнички…»
Где-то в глубине души Семенов понимал причину своей злобы: эти слесаришки с комсомольскими билетами в карманах предупредили его, что если он еще хоть раз возьмет с шоферов деньги за ремонт, то они вынесут этот вопрос на профсоюзное собрание…
«Щенки! Думают, что я им за один оклад вкалывать буду!»
Семенов поднял воротник, пошел к выездным воротам. Остановился около навеса, под которым раскачивалась лампочка, посмотрел на термометр, примощенный в закутке, удивленно покачал головой — спиртовой столбик стоял на отметке -58°.
Тягучая от гнетущего мороза ночь медленно опускалась на Красногорье, совсем еще небольшой поселок строителей, затерявшийся среди безбрежья колымской тайги. Мороз и обрушившийся с Северного Ледовитого океана ветер своей жестокой мощью давили на этот клочок земли, где должны были вырасти корпуса обогатительного комбината. Ветер гудел над тайгой, над отрогами хребта, до дна высушивая перемерзшие ручейки и речушки, выворачивая и сдвигая устоявшиеся наледи больших рек. С оглушительным треском лопались деревья, пряталось под снег и в свои норы таежное зверье.
Намаявшись за день, спали красногорцы, еще не зная, что ждет их этой ночью.
Телефонный звонок долго и въедливо звонил над самым ухом. Начальник строительства Красногорского обогатительного комбината Михаил Михайлович Мартынов включил ночник, посмотрел на часы: стрелки показывали двадцать минут второго. Нашарив под кроватью тапочки, прошлепал к телефону. Поднял трубку, спросил недовольно:
— Ну?
— Михаил Михалыч? Это Лукьянов говорит, механик с котельной. Чепе, товарищ Мартынов, водоприемные насосы воду не дают. Котлы работают на пределе.
— Что-о?! — Мартынов почувствовал, как волна крови ударила в голову, стало трудно дышать.
Проснулась жена. Приподнявшись, недоуменно посмотрела на мужа, спросила глухим от сна голосом:
— Что там?
Мартынов отмахнулся от нее и, пытаясь собраться с мыслями, сказал в трубку:
— Слушай, Лукьянов, срочно направь кочегаров к водоприемнику, пусть долбят разведочную майну. Сейчас я приду в котельную. Если воды хватать не будет, отключи управленческий блок, гараж, мастерские. Все!
Мартынов бросил телефонную трубку на рычажки, ладонью растер левую сторону груди: в последние годы все чаще давало знать о себе сердце. Врачи запрещали курить, перегружать себя работой, волноваться, нервничать, а как быть спокойным, когда… Мартынов закурил, закашлялся, ткнул окурок в пепельницу, держась за грудь, потрогал отопительные батареи. Они были еще теплыми.
— Случилось чего, Миша?
