Александр Шамес - Ган а-Надив (Сад Щедрого)

Уважаемый Читатель! Повесть, которую Вы решили прочесть, была написана в 1992–1993 гг. и впервые опубликована (в журнальном варианте) в Израиле в 1994 г… Была еще одна израильская публикация — опять в сильно урезанной версии. С того момента, как повесть была завершена, меня не оставляло желание донести до читателя полный текст повести. К тому же я считал (и считаю!), что как тема, так и характеры, с которыми Вам предстоит познакомится, могут быть интересны русскоязычной публике не только здесь, в Израиле, но и повсюду, куда судьба и ветры перемен забросили моих бывших соотечественников по "одной шестой Земного Шара". Многим из вас тема эмиграции, устройства (или не-устройства) в иной стране будет совсем небезразлична.

Итак, серьезная мотивация — налицо. Однако, поскольку писательство не является моей основной профессией, предпринятые мною редкие попытки опубликоваться в более солидных, чем местные еженедельники, изданиях были вялыми, а потому — безуспешными.

Бурное развитие Интернета, особенно — русскоязычного Интернета, дало каждому, кому есть что сказать людям, новые возможности донести свое слово желающим услышать. А безукоризненный вкус создателей русских Интернетовских литературных и публицистических библиотек и журналов гарантирует Читателя от совсем уж откровенных графоманских упражнений. (Судя по полкам "легких" жанров "русских" книжных магазинов именно им, графоманам, сейчас предоставлены все полиграфические мощность постсоветского пространства.

Один Вас. Головачев или какой-нибудь Шитов чего стоят!) Потому я был искренне благодарен Максиму Мошкову за любезное согласие поместить мои "писания" на страничках его компьютерной библиотеки. Но, для начала, я решил сам перечитать, что же это я там понаписал 5 лет назад.

Перечитал — и понял, что это все никуда не годиться для публикации в 1997 г., даже здесь, в Израиле, не говоря уже о России и других странах. Основная тому причина — специфический русско-ивритский слэнг, на котором разговаривают главные герои повести. При написании повести использование подобного языком было совершенно естественным — ведь именно на этом странном языке общалась (да и продолжает общаться!) между собой сегодня уже почти миллионная "русская" община Израиля. Многие из нас сохранили вполне пристойный русский, некоторые заговорили на классическом литературном иврите. Но между собой мы часто пользуемся именно тем слэнгом, которым переполнена повесть. Это — примета места и времени. Мы друг друга понимаем. А вот поймет ли без перевода добрую половину книги русскоязычный читатель из Москвы, Баффало или Хайдельберга — совсем не уверен! Поэтому я счел своим долгом снабдить все ивритские и слэнговые слова соответствующим переводом. Как мне кажется, теперь изложение стало значительно понятнее, не потеряв при том уникального местного колорита.

Однако, простой перевод ивритских слов на русский показался мне явно недостаточным. В процессе этой работы я осознал, что надо не только переводить, но и объяснять понятия. Очень многое изменилось за последние 5 лет как в Израиле, так и в мире в целом. Поэтому даже "свежим" израильтянам, приехавшим в страну пару лет назад, многие реалии 1992 года будут не более понятными, чем их друзьям из России или Америки. Так Перевод превратился в Примечания. Они пронумерованы, вынесены в конец повести и не мешают читать текст. А кому будет интересно — Вы можете заглянуть в Примечания и посмотреть, что же это все означает. Мне было тем более занимательно писать эти примечания, потому что я получил замечательную

возможность взглянуть из сегодня на Израиль и себя самого тогда, в 1992 году. Какими мы были, какими стали — судить Читателю. Я старался быть честным.

Получилось?…

Итак:

Основное место действия — Израиль.

Время действия — начало 90-х годов ХХ века.

Обстоятельства действия — Большая Алия[1].

Автор заранее приносит свои искренние извинения за какие-либо совпадения имен, событий или замыслов вымышленных персонажей с реальной жизнью.

"Да не оскудеет рука дающего!"

— Лялька… Ну почему я не могу думать ни о чем другом? За какую мысль не зацепишься, все скатывается к одному и тому же… Эх, Лялька, Лялька! Что с нами тут произошло? Как ни крутись, жизнь теперь четко разделена на тут и там. Там мы до поры до времени жили нормально. Было где жить: спасибо, "старики" позаботились.

Была интересная работа в приличной "фирме": платили немного, но по тогдашним меркам хватало. Была компания… Жили совсем неплохо: на концерты ходили, в музеи, перечитывали любимые книги, говорили обо всем на свете, любили друг друга без памяти… И вдруг — трах-бабах, перестройка! Митинги, совместные предприятия, работа в компьютерных "фирмах"…

За день зарабатывал больше, чем раньше за год. Ляльку приодел, машину купил. Жить бы и жить. Но "занавес"-то уже приподняли! И многие увидели, что такая жизнь — лишь новая ступень нищеты… Друзья, что помудрее, вовремя потянулись за рубеж. Кто на Запад, кто на Юг. Расползались, как тараканы.

Пошли письма: Мюнхен, Бостон и, конечно, отсюда, из Израиля. Все вроде бы устраивались. А тем временем на улицы Москвы уже выходили местные "наци", тринадцатикопеечный батон стал стоить пятерку[3], на совместные предприятия нажимал двойной пресс: рэкета и Советов народных депутатов.

И мы начали собираться. Нам проще, чем нашим "предкам": "Вы, Алинька, молодые — устроитесь! И деткам вашим будет…" Деткам? Деткам может быть и будет. Но мы то тоже хотим! Ни я, ни Лялька не были настолько наивны, чтобы ожидать от этой страны бурной радости по поводу нашего приезда. Однако, надежда пробиться была. Все-таки там не числились в самых последних. Как хорошо было сначала: аэропорт Бен-Гурион[4], первые шекели[5](показалось — много!). Потом — ульпан[6] в киббуце[7], вкусная еда, хорошая компания. В Москве уже давно так хорошо не сидели! По вечерам — умные разговоры обо всем: о Торе[8], о Цахале[9], о положении на Ближнем Востоке (в свете, конечно же, нашего светлого будущего). Ведь теперь мы — дома! Дома? Неужели же это — мой дом?! Караван-вагончик на две семьи, благотворительские синтетические подушки (моим бы врагам на них спать!), эфиопские дети[10] в парше, ни одного деревца в радиусе трех километров, крикливые бухарцы[11]за окнами и автобус до города — раз в час… А что стало с нашей веселой киббуцной компанией? Опустившиеся от безделья и озверевшие от безнадеги интеллектуалы стали попивать… Водка здесь, конечно, дешевая — пять шекелей на шуке. И вкусная. А после, после водки — что?… Опять споры до хрипоты: "Авода"[12],"Шас"[13],"Ликуд"[14],"Идуд"[15]… Бесконечная тягомотина на тему "Нету": жилья, работы, денег, свободы…