Ознакомительная версия.
Общий вздох восхищения отвлек наше внимание – огромная рыжая самка орангутанга появилась перед зрителями с детенышем, вцепившимся всеми пальцами в ее густую и длинную шерсть, неторопливо повисла на ствольном ответвлении, покачалась на одной лапе, выбирая себе место среди других ветвей, потом удобно устроилась на развилке ствола на переднем плане вольеры и принялась наводить лохматому малышу послеобеденный марафет, с аппетитом выбирая из его подшерстка какую-то мелкую живность. И что-то противное немедленно подкатило к самому горлу.
– Интересно, почему дети, даже самые неухоженные, всегда вызывают такое умиление у публики? – Я и не заметил, что рассуждаю вслух.
– Потому что они ангелы, – тихо сказал Олег. – Значит, нет?
– О чем ты? – спохватился я и повернулся к нему. – Я должен увидеть Стеллу и поговорить с ней.
– И как это связано с твоим согласием посмотреть – хотя бы посмотреть текст? – Олег вдруг сделался чрезвычайно серьезен, это был уже не столько старый друг, сколько известный и очень дорогой адвокат с прагматичным и цепким взглядом на вещи и на людей.
– Я никогда не ввязывался в авантюры. – Я тоже сменил тон на более подходящий для подобного делового разговора. – Интуиция подсказывает мне, здесь что-то не так, но что именно? Если предположение твоего нового знакомого верно и в нем есть хотя бы доля правды, то речь может идти об очень серьезных вещах. А я стараюсь избегать конфликтов. Мне нравится моя жизнь.
– Я думал, ты любил ее… – едва слышно обронил Олег.
– Боюсь, я уже не в том возрасте, чтобы из-за великого чувства совать голову в петлю, мне довольно того, что есть.
Олег вздохнул:
– Когда ты хочешь это сделать? Я говорю о свидании, мне надо заказать пропуск.
– Я не держу в голове расписания занятий, посмотрю дома распечатку и дам тебе знать… Кстати, – я прямо взглянул в глаза Олегу, – этот таинственный покровитель Стеллы, случайно, не носит фамилию Хорст?
Олег вздрогнул:
– Ты прежде частным сыском не занимался?
Тоже мне юрист – назвал столько примет, по которым опознать этот персонаж не представляло никакого труда. Бывший военный, алмазы, избегает любой шумихи вокруг себя и своего бизнеса. Не то чтобы я по жизни был излишне любопытен или увлекался сбором информации о самых заметных фигурах в политике и бизнесе – я не читал прессу в том смысле, как ее читают другие. Я ее вообще не выписывал и не покупал. Я не следил за котировками и обменами дипломатическими нотами. За скандалами и другими новинками, если, конечно, это не касалось моей темы и не было напечатано в научных изданиях. Широкое чтение составляло часть моего образования лет до двадцати пяти, а потом я почувствовал синдром перегрузки и отправил все полученные за эти годы сведения на сортировку. После чего в моем активном интеллектуальном пользовании осталось только самое необходимое, периферийное знание я автоматически задействовал лишь тогда, когда в том возникала потребность в разговоре или в импровизации на лекции.
Все, что необходимо было знать о текущей за окнами жизни и людях, прежде чем сделать обобщение или вывод, приходило ко мне случайно. Мимоходом брошенный взгляд на оставленную на скамейке в аэропорту или в кармане впереди стоящего кресла в самолете газету или журнал. Обрывок фразы или интервью в прямом эфире радио в машине, которую тормознул по дороге в академию или обратно. Немая скупость бегущей телевизионной строки. Порою я и сам не понимаю, откуда при столь малом фактическом наполнении в моей голове находятся основания для восприятия и анализа целостной картины реального мира, и, как потом мне часто говорят, очень точного и безошибочного в оценках. Возможно, это просто научная привычка видеть и выделять главное в информационном потоке данных, может быть, я вижу и слышу больше, чем пользуюсь сию минуту, а быть может, это просто банальная интуиция – дар свыше.
– Дедукция, мой дорогой друг, старо как мир, – теперь вздохнул я и встал, давая понять, что на сегодня эта тема закрыта.
Вообще-то так паршиво я себя не чувствовал очень давно. Лучший и, быть может, единственный друг обратился ко мне за помощью, и речь шла не о займе или дурацком одолжении – о судьбе той, кого я когда-то любил. Что меня останавливало? Что мешало немедленно ответить – да, конечно, да? Я не считаю себя чистоплюем или трусом, но я не видел для себя мотивации со всем энтузиазмом влезать в это дело.
Когда я смотрел тот телевизионный репортаж, то каждой клеточкой кожи чувствовал, как прошлое атакует меня. Я смотрел на чужую, почти незнакомую мне холеную женщину в кадре, но видел себя восемнадцатилетним мальчишкой, влюбленным в одноклассницу и мечтающим об общем счастье для нас двоих. В нашем расставании не было ничего личного: только злые силы судьбы, у которых мы оба пошли на поводу, которым не посмели противостоять, с которыми даже не попытались поспорить – смиренно приняли этот удар и отказались друг от друга. Все эти годы я считал себя жертвой родительской воли и далеко не сразу начал признаваться себе, что во мне тогда скорее всего говорила обида – я позвонил ей на следующий день, я сделал шаг к примирению, тем более что не был ни в чем виноват, но Стелла не ответила мне и не захотела перезвонить или встретиться. И меня занесло – я затаился, я ждал – вот сегодня, завтра, послезавтра, а оказалось – больше никогда. Стелла мне так и не позвонила, и я отныне не искал встречи с ней.
Мы увиделись на пятилетии школьного выпуска – мельком, я опоздал, она уже уезжала, нет, не с Черновым, тогда у нее был кто-то другой. Мы встретились взглядами – она даже не вздрогнула, спокойно кивнула и села в машину. Холодная, как Снежная королева, как будто ее заколдовали, а ее сердце превратилось в осколок льда. Мне было трудно поверить, что это она, что не было общих планов на будущую жизнь, разговоров о детях – сколько девочек и мальчиков, как мы их назовем, где и чему они будут учиться. Я искал и не смог найти объяснения этим внезапным и категорическим переменам в ней. Я решил, что это гипноз. Я уговорил себя, что она ни при чем, что та Стелла, которую я любил, не могла предать меня и наше чувство. Я сочинил о ней историю – о семейном долге, об обязательствах, об отце-тиране, обо всем, что могло нам помешать и чему ей пришлось подчиниться. Я был уверен, что в глубине души в ней тоже живет эта сказка, что однажды жизнь снова сведет нас и мы будем вместе, чтобы уже никогда не расставаться. Но годы шли, мы жили в одном городе, но словно на разных планетах. Я иногда слышал о ней, не думаю, что она слышала обо мне. Может быть, просто не хотела слышать? Потому что это вносило дискомфорт в ее жизнь, беспокоило ее? Я снова и снова оправдывал ее молчание и отсутствие интереса ко мне и нашим детским планам и мечтам. Я думал о ней так, как хотел думать. Я был глуп. Я нарисовал себе образ несчастной красавицы, чья жизнь сдавлена тисками не ею определяемых обстоятельств, я верил, что однажды явлюсь ей рыцарем на белом коне, о котором втайне мечтают все девчонки – красивые и не очень, умные и простушки. Я был готов к роли спасителя и благодетеля, и вот я услышал зов боевой трубы и понял, что прекрасная принцесса постарела и в общем-то никогда меня не ждала.
Ознакомительная версия.
