— Святители! — сказал он. — Корабль совсем гнилой!
— Я то же думаю, дружище! — подтвердил капитан Уикс.
На другой день матрос, задрав голову, всматривался в мачты.
— Не смотрите на эти колья, — сказал капитан, — а то ошалеете и кувыркнетесь за борт.
Мак дико взглянул на него.
— Я вижу там пятно сухой гнили, — сказал он, — дыра такая, что кулак засунешь.
— Пожалуй, и голову засунете, как вам кажется? — возразил капитан. — Но не стоит интересоваться тем, что не поправишь.
— Свалял же я дурака, когда поступил на это судно! — заметил Мак.
— Ну, я ведь никогда не говорил, что оно годится для плавания, — возразил капитан, — я говорил только, что оно может перегнать любое судно. Кроме того, я не знаю, точно ли это сухая гниль, может быть, и другое что. Ну-ка, бросьте лаг, это вас подбодрит.
— Ну, нечего сказать, вы лихой капитан, — сказал Мак.
И с этого дня он ограничивался одним-единственным намеком на состояние судна, именно в тех случаях, когда Томми пускал в ход свой погреб.
— За торговлю на джонках! — говорил он, осушая свою кружку хереса.
— Почему вы всегда говорите это? — спросил Томми.
— У меня дядя занимался этим делом, — ответил Мак и рассказал длинную историю, две пятых которой состояли из проклятий.
Только раз он проявил свой буйный характер, хотя говорил о нем часто; „Я буян изрядный“, отзывался он не без гордости о самом себе, но образчик своего буйства показал лишь однажды. Он внезапно набросился на Гемстида на шкафуте, сбил его с ног ударом, потом еще и еще раз, прежде чем кто-нибудь успел опомниться.
— Эй! Перестань! — рявкнул Уикс, вскакивая на ноги. — Я не люблю таких штук.
Мак повернулся к капитану очень учтиво.
— Я только хотел научить его вежливости, — сказал он. — Он назвал меня ирландцем.
— Назвал? — спросил капитан. — О, это другое дело! Что это вы выдумали, дуралей? Вы недостаточно сильны, чтобы всячески обзывать людей.
— Вовсе я не обзывал, — прохныкал Гемстид, утирая кровь и слезы. — Я только сказал, что он, кажется, ирландец.
— Ну, довольно об этом, — сказал Уикс.
— Но ведь вы и в самом деле ирландец, разве нет? — спросил Кэртью немного погодя своего нового товарища.
— Может быть, — ответил Мак, — но я не позволю какому-нибудь сиднейскому гусю называть меня так. Нет, — прибавил он, внезапно разгорячившись, — и англичанину не позволю. Вот вы, например, — продолжал он, — вы молодой франт, не так ли? Предположим, что я бы так назвал вас! „Я тебе покажу франта“, сказали бы вы и живо бы разделались со мной.
28 января, когда мы были под 27® 20' северной широты и 177® западной долготы, ветер внезапно переменился на западный, не особенно сильный, но порывистый, с дождем. Капитан, желая идти на восток, поставил паруса к ветру. У штурвала стоял Томми, и так как ему предстояло скоро смениться (в семь с половиной часов утра), то капитан не счел нужным немедленно заменять его другим.
Порывы были сильные, но непродолжительные; настоящего шквала не было; кораблю и сомнительным мачтам, по-видимому, не грозило никакой опасности. Вся команда в непромокаемых куртках собралась на палубе в ожидании завтрака; кухонная труба дымилась, на судне распространился запах кофе, все были довольны, что идут к востоку со скоростью девяти узлов; как вдруг гнилой фок-зейль лопнул сначала вдоль, потом поперек. Точно архангел огромным мечом рассек его крест-накрест. Все бросились починять парус, и в этой внезапно наступившей тревоге и суматохе Томми Гадден потерял голову. Много дней провел он с тех пор, объясняя, что именно произошло; об этих объяснениях достаточно сказать, что все они были различны, и ни одно не было удовлетворительным, а факты таковы, что главная стеньга перекинулась, увлекая за собой тали, переломила гром-мачту фута на три над палубой и снесла ее в море. С минуту подозрительная фок-мачта доблестно сопротивлялась, затем последовала за своей товаркой; и вот от всего прекрасного вооружения, с помощью которого корабль пробегал моря, осталось только два уродливых пня.
В этих обширных и пустынных водах потерять мачты, быть может, худшее бедствие. Если судно перевернется и пойдет ко дну, то по крайней мере не придется долго мучиться. Но люди, прикованные к остову судна, могут целые месяцы блуждать по пустынному морю, считая шаги незримо приближающейся смерти. Единственная помощь шлюпки, но что же это за помощь! „Почтенная Поселянка“, например, носилась, как бессильный чурбан, а ближайший населенный берег (Кауаи в группе Сандвичевых островов) находился за тысячу миль к юго-востоку от нее. Такое путешествие в шлюпке сулило всевозможные бедствия и ужас смерти и помешательства.
Серьезная компания собралась за завтраком, но капитан с улыбкой подбодрил своих соседей.
— Ну, ребята, — сказал он, глотнув горячего кофе, — „Почтенной Поселянке“ пришел карачун, на этот счет не может быть никаких сомнений. Одна удача: она хорошо окупила себя, так что если мы вздумаем еще раз начать дело, то можем устроить его как следует. Другая удача: у нас отличный, крепкий, просторный бот, и вы знаете, кого благодарить за него. Нам надо спасти шесть жизней, да куш денег, и вопрос теперь в том, как мы примемся за это.
— До ближайшего из Сандвичевых островов будет, кажется, две тысячи миль, — заметил Мак.
— Нет, не так плохо, — возразил капитан. — Но довольно плохо, не меньше тысячи миль.
— Я знаю человека, который сделал тысячу двести миль в шлюпке, — сказал Мак, — и оказался сыт по горло. Он высадился на Маркизских островах, и с того дня нога его не ступала ни на какое судно. Он говорил, что скорее возьмет пистолет и размозжит себе голову.
— Да, да! — сказал У икс. — Я помню команду шлюпки, добравшейся до Кауаи приблизительно с того места, где мы теперь находимся, или чуточку дальше. Когда они добрались до берега, то совсем помешались. Берег был скалистый, прибой отчаянный; туземцы делали им знаки с рыболовных челнов и кричали, что тут нельзя высадиться. Куда тебе! Тут была земля — вот все, что они знали; и они направили шлюпку прямехонько на берег и потонули все, кроме одного. Нет, плавание в шлюпках мне не по нутру, — прибавил он угрюмо.
Этот тон казался странным для человека с его неукротимым темпераментом.
— Ну-те, капитан, — сказал Кэртью, — у вас что-то есть на уме, выкладывайте-ка.
— Верно, — согласился Уикс. — Тут неподалеку есть кучка маленьких рифов, вроде оспины на карте. Я справлялся о них и узнал кое-что интересное об одном — он называется Мидуэй, или Брукс, милях в сорока от нас. Оказывается, это угольная станция Тихоокеанского Почтового Пароходства, — прибавил он просто.
