стоящего в окружении лесов Торжища. Туземцы расстались со своими новыми товарищами на ухабистой дороге, ведущей в город.
Лишь Шан и Дэла задержались в тумане на опушке, глядя на Никс, подобные призрачным дýхам этих лесов. «И может быть, так оно и есть». Поцеловав свою ладонь, Дэла показала ее девушке и пятясь шагнула в туман, скрывшись из виду. На опушке осталась только старуха.
Никс не могла взять в толк, почему Шан старательно избегала ее на протяжении всего дня. «Я чем-то ее оскорбила? Или эта сморщенная годами женщина еще не готова поделиться со мной какими-то тайнами?»
Из белого марева сияли глаза старейшины – сапфир и изумруд. Только они и были видны на лице Шан, обрамленном седыми волосами. Лишь сейчас до Никс дошло, что глаза старухи соответствуют Близнецам, двум озерам, между которыми раскинулся спрятанный в тумане город: голубым водам Хейльсы у Никс за спиной и зеленой глади Эйтура, скрытого в дымке где-то к северу.
Но прежде чем она успела задуматься над этим, Шан начала петь. Поскольку девушка не видела лица старейшины, ей показалось, что голос исходит из всего леса. Никс не понимала слов, но мелодия и интонация, напевность и ритм говорили о минувших веках, о крошечных семенах, вырастающих в высоченных гигантов, о неизбежности смерти и о радости лепестков, листьев, плодородной почвы и всех существах, наслаждающихся мимолетной искоркой пребывания в этом мире.
Никс вспомнила Баашалийю, летающего среди ветвей в погоне за мошками, мелькающими в лучах солнца. У нее навернулись слезы, которые присутствовали всегда, сдерживаемые ложной верой в то, что они больше не потребуются. Глаза защипало от соли.
Шан продолжала петь, но в ее голосе зазвучала и другая песнь, сотканная золотистыми нотами. Эта песнь захлестнула Никс, и девушка открылась ей. Закрыв глаза, она провалилась сквозь столетия, прожитые кефра’кай в этих лесах. Перед ней мелькнули размытые образы. Никс попыталась проследовать за ними, но тотчас же споткнулась, слишком неопытная, еще не подготовленная к подобному путешествию. Она успела мельком увидеть черные скалы, древние моря, заключенные в этих стенах, что-то неведомое, шевелящееся в покрывале тумана над головой.
Но затем Никс потеряла ритм и вернулась, кувыркаясь, в себя.
Песнь закончилась. Открыв глаза, Никс посмотрела на опушку, но Шан уже скрылась. Всматриваясь в туман, девушка снова почувствовала себя брошенной, оторванной от родства, к которому никогда не могла принадлежать.
К ней приблизился Джейс.
– Никс?.. – участливо спросил он.
Девушка подняла на него взгляд, и ее охватила дрожь. Парень шагнул к ней, и она упала к нему в объятия. Джейс прижал ее к себе, давая выплакаться, храня молчание, словно сознавая, что он ничего не сможет сказать. Но его тепла, запаха его тела было достаточно.
«Меня не бросили», – напомнила себе Никс.
Дождавшись, когда последние отголоски пения затихнут у нее в душе, девушка обнаружила, что вернулась в свое тело, находится в объятиях Джейса. Наконец она сама крепко обняла его, показывая, что с ней все в порядке.
Оторвавшись от Джейса, Никс посмотрела ему в лицо.
– Спасибо!
Вспыхнув, парень виновато пробормотал что-то невнятное.
Выскользнув из его объятий, Никс взяла его за руку и оглянулась на Канте и Фрелля, смущенно наблюдавших за происходящим.
Алхимик кашлянул, прочищая горло.
– Нам нужно двигаться в путь.
* * *
Канте держался рядом со своим наставником. Они подошли к окраине Торжища.
– Ты знаешь, куда идти? – спросил принц у Фрелля. – Ты когда-нибудь бывал здесь?
– Нет, – признался тот. Он кивнул на город, едва виднеющийся в тумане. – Но настоятельница Гайл назвала мне место. «Золотой сук». Это трактир.
Они двинулись по ухабистой дороге. Туман вокруг постепенно редел, из него появлялся город, превращаясь из неясной иллюзии в бесспорную реальность.
Несмотря на свою напускную искушенность, принц оробел при виде столь большого торгового места в лесах, освещенного тысячью светильников. Казалось, город не был построен, а просто вырос сам собой. И во многих отношениях это действительно было так. В небо уходили гигантские ольхи Приоблачья. В огромных стволах на множестве уровней были выдолблены дома с крохотными освещенными окошками и кривыми каменными печными трубами, извергающими дым. Самые высокие жилища, терявшиеся в тумане, выдавали себя лишь светом в окнах.
Однако, несмотря на все это, деревья продолжали жить, раскинув ветви, покрытые зелеными и золотистыми листьями. Многие ветви были превращены в мостки. А там, где не хватало естественных ветвей, протянулись сотни висячих мостов. Даже из массивных корней, многие из которых толщиной не уступали стволам, были вырезаны лестницы.
Проходя под одной такой аркой, Канте обратил внимание на каменные ступени, уходящие вглубь, по-видимому, в погреб. Судя по доносящемуся снизу смеху и стуку глиняной утвари, значительная часть Торжища была скрыта в земле под древней рощей.
И все же не весь город был вырезан из леса.
По мере того как путники шли дальше, все чаще попадались обыкновенные дома из дерева и камня, крытые дранкой или черепицей. Их становилось все больше, они уже громоздились друг на друга, в них оставлось что-то природное из-за изгибов стен, слоев лишайника на камнях, круглых окон, похожих на выпученные глаза совы.
Фрелль время от времени останавливался, чтобы спросить дорогу у местных жителей, которые все до одного казались веселыми, несмотря на сплошной туман. И Канте понимал, в чем тут дело. Отовсюду доносились звуки музыки. Вокруг горели светильники, закрытые разноцветными стеклами. Сам воздух пах дымом и сочным перегноем, и казалось, что каждое дыхание наполняло его жизнью.
И все-таки в этот поздний час народ на улицах и в извилистых переулках редел. Здесь смешивались смуглолицые жители равнин с бледными кефра’кай. Почти все лавки были уже закрыты ставнями, но немногие открытые заведения манили проходящих мимо путников ароматами шипящего на жаровнях мяса, кипящих похлебок и пенистого пива.
– Это вон там, – объяснил Фреллю румяный торговец за горящей жаровней, указывая дорогу. Казалось, он вот-вот спалит в огне свое округлое брюшко. – За Старым стволом. Мимо «Золотого сука» не пройдешь.
Канте хотелось надеяться, что торговец прав. Он уже давно заблудился. После долгого хождения по теряющимся в тумане извилистым улочкам принц уже затруднился бы сказать, в какой стороне остались воды Хейльсы – кажется, на противоположном конце света. Канте осмотрелся по сторонам. Повсюду вокруг горели фонари. Свет их терялся вдалеке, не позволяя оценить размеры города.
Поблагодарив торговца, Фрелль двинулся дальше.
– Это то, что нам нужно? – догнал его Джейс. – Или мы ходим кругами?
Канте понял, что не он один потерялся в этом запутанном городе.
Пыхтя, алхимик повел своих спутников вперед.
– Осталось совсем немного.
Искоса взглянув на принца, Джейс пожал плечами.
– Если это не так, я обращусь к первому попавшемуся на пути торговцу жарким.
– Или в трактир, – добавил Канте.
Наконец они обогнули огромное дерево размерами больше всех остальных. Кора облетела, открывая белесую древесину. Поверхность была отполирована до зеркального блеска. В ней
