Его помощник Годдедааль был рослый викинг, шести футов трех дюймов роста и соответственного сложения, сильный, трезвый, усердный, музыкальный и сентиментальный. Он постоянно напевал шведские мелодии, больше в минорном тоне. Он заплатил девять долларов, чтобы послушать Патти; чтобы послушать Нильсон, он дезертировал с корабля и потерял двухмесячное жалованье и готов был во всякое время пройти десять миль ради хорошего концерта или семь ради порядочной пьесы. На корабле у него было три сокровища: канарейка в клетке, концертино и дешевое издание Шекспира. Он обладал специфическим скандинавским даром приобретать друзей с первого взгляда; природная невинность внушала к нему доверие; он был без страха и упрека и без денег или надежды приобрести их.
Гольдорсен был младший помощник и помещался на корме, но обедал обыкновенно с матросами.
Еще об одном из команды сохранилось довольно яркое воспоминание. Это был простой матрос с «Клайда» по имени Броун. Маленький, смуглый, коренастый человек, с глазами собаки, необыкновенно кроткий и безобидный, он скитался по морям и городам игрушкой своего порока. «Пьянство — вот мое горе, — стыдливо признавался он Кэртью, — и тем оно постыднее для меня, что я из хорошей семьи». Письмо, которое так задело за живое Нэрса, если припомнит читатель, было адресовано этому самому Броуну.
Таков был корабль, который наполнил радостью сердца потерпевших крушение. После утомления и животных волнений этой ночи, проведенной за игрой, близость избавления лишила их всякого самообладания. Их руки дрожали, глаза сверкали, они смеялись и кричали как дети, снимая лагерь; и когда кто-то засвистал «На походе через Георгию», укладка закончилась при бесчисленных перерывах под эти воинственные звуки. Но Уикс не совсем растерялся.
— Ребята, — сказал он, — постойте-ка! Мы садимся на судно, о котором ничего не знаем. У нас ящик с деньгами, и такого веса, что утаить это не удастся. А что, если там нечисто; если дойдет до потасовки? По моему мнению, лучше нам держать револьверы наготове.
Револьверы той или другой системы имелись у всех, кроме Гемстида; их зарядили и рассовали по карманам; затем укладка была закончена в таком же восторженном настроении, как началась. Солнце еще не поднялось на десять градусов над восточным горизонтом, но бриг уже подошел вплотную и лег в дрейф. Тогда они спустили шлюпку и поспешили, налегая на весла, к проходу.
Дул свежий ветер с моря, и волнение было довольно сильное. Пена обдавала лица гребцов. Они видели английский флаг, развевающийся на «Летучем Облачке», матросов, столпившихся у борта, кока, стоявшего в дверях кухни, капитана на шканцах, смотревшего в бинокль. Знакомое близкое дело, удобства, компания и безопасность корабля, приближавшегося с каждым взмахом весел, наполняли их сумасшедшей радостью.
Уикс первый поймал веревку и взобрался на корабль при помощи матросов, подхвативших его и перетащивших через борт.
— Капитан, если не ошибаюсь, сэр? — сказал он, обращаясь к старику с биноклем.
— Капитан Трент, сэр, — ответил старик.
— Я капитан Киркоп, а это команда Сиднейской Шхуны «Почтенная Поселянка», потерявшей мачты в море 28 января.
— Так, так, — сказал Трент. — Ну, теперь ваше дело в шляпе. Счастье ваше, что я заметил ваш сигнал. Я и не знал, что нахожусь так близко от этого дрянного островка; должно быть, тут есть течение к югу, и когда я вышел сегодня утром в восемь часов на палубу, то подумал, что это пожар на корабле.
Решено было заранее, что пока Уикс будет объясняться на корабле, остальные подождут в вельботе и будут следить за сохранностью казны. Им спустили канат, они привязали к нему драгоценный ящик и крикнули, чтоб поднимали. Но неожиданная тяжесть оказалась не по силам матросу, двое других пришли к нему на помощь, и это обстоятельство не ускользнуло от внимания Трента.
— Здоровая тяжесть! — сказал он резко и прибавил, обращаясь к Уиксу. — Что это такое? Я еще не видал ящика такого веса!
— Это деньги, — сказал Уикс.
— Что такое? — воскликнул Трент.
— Монета с корабля, потерпевшего крушение, — сказал Уикс.
Трент пристально посмотрел на него.
— Мистер Годдедааль, — приказал капитан, — спустите обратно ящик, велите шлюпке отчалить, и пусть она идет на канате за кормой.
— Есть, сэр, — отозвался Годдедааль.
— Что за черт, в чем дело? — спросил Уикс.
— Ничего особенного, — отвечал Трент. — Но согласитесь, довольно странная вещь — встретить посреди океана шлюпку с полутонной монет и вооруженной командой, — прибавил он, указывая на карман У икса. — Ваша шлюпка будет лежать спокойно за кормой, пока мы спустимся вниз и вы дадите объяснение.
— О, так в этом все дело? — сказал Уикс. — Мой журнал и бумаги в полном порядке; ничего подозрительного у нас не найдете.
Он окликнул товарищей в лодке, велел им подождать и повернулся, чтобы следовать за капитаном Трентом.
— Сюда, капитан Киркоп, — сказал последний. — И не браните человека за чрезмерную осторожность; у меня нет намерения оскорбить вас. Я желаю только убедиться, что дело обстоит именно так, как вы говорите; это моя обязанность, сэр, и вы сами поступили бы точно так же при подобных обстоятельствах. Я не всегда был капитаном корабля; я был одно время банкиром, а это дело учит осторожности, могу вас уверить. Приходится держать ухо востро!
Сказав это, он с сухой, деловой любезностью достал бутылку джина.
Капитаны чокнулись; бумаги были просмотрены; рассказ о Топелиусе и торге был внимательно выслушан и скрепил их знакомство. Когда подозрения Трента были таким образом устранены, он впал в глубокую задумчивость, в течение которой сидел точно в летаргии, уставившись на стол и барабаня по нему пальцем.
— Еще что-нибудь? — сказал Уикс.
— Что это за место, там, внутри? — спросил Трент внезапно, как будто Уикс тронул его за пружину.
— Довольно хорошая лагуна, а больше ничего, — ответил Уикс.
— Я хочу зайти туда, — сказал Трент. — Я заново оснастился в Китае, но работа сделана плохо, и я боюсь за свои снасти. Мы можем переснаститься в один день. Ведь ваша команда, смею думать, не откажется помочь нам.
— Ну, разумеется! — сказал Уикс.
— Стало быть, так и сделаем, — заключил Трент. — Береженого и Бог бережет.
Они вернулись на палубу; Уикс сообщил о решении товарищам; фор-марсель снова наполнился, и бриг быстро вошел в лагуну, буксируя за собою вельбот, и бросил якорь у Мидль-Брукс-Айленда в восемь часов. Потерпевшие крушение поднялись на корабль, позавтракали, багаж втащили на палубу и сложили на шкафуте; затем все принялись за оснастку. Работа продолжалась весь день, и обе команды соперничали, показывая свою силу. Обед был подан на палубе, офицеры угощались на корме, матросы на носу. Трент был, по-видимому, в отличном настроении, угостил всех матросов грогом, откупорил бутылку капского вина после обеда и занимал гостей подробностями своей финансовой деятельности в Кардифе. Он провел на море сорок лет, пять раз терпел кораблекрушение, был девять месяцев в плену у одного раджи, служил под огнем на китайских реках; но единственная вещь, которую он считал достойной рассказа, которой гордился или которая, по его мнению, могла заинтересовать посторонних, была его деятельность в качестве ростовщика в предместье приморского города.
