— В самом деле, — рассудил Фрике, — почему бы не пожить несколько дней на природе, чтобы не видеть жителей этого расцветающего города. Ведь можно устроить лагерь неподалеку и время от времени наводить справки о друзьях. Они непременно придут. И Бускарен тоже. Этот господин везде первый и уж конечно не упустит добычи. Наше сокровище для него — все равно что мед для мухи. Черт побери! Вдвойне выгодно находиться в лесу. Золотые прииски будут как на ладони, а меня никто не заметит. Неизвестно только, чем здесь питаться. Ничего, мой белый дикарь что-нибудь придумает.
Фрике и незнакомец быстро пересекли южный склон россыпи и вошли в лес. Не прошло и четверти часа, как незнакомец вскрикнул. Фрике остановился.
На небольшой поляне, окруженной благоухающими кустами цветущих мимоз, гордо возвышалось камедное дерево. Незнакомец обежал его, пощупал ствол и очень довольный прищелкнул языком. Затем знаком попросил нож, висевший у Фрике за поясом, медленно открыл. И хотя движения его были неловки и весь он как-то напрягся, чувствовалось, что когда-то эта работа была для него привычной. Незаметная щель отделяла кору от ствола, и из нее сочилась смола. Всунуть в щель нож, приподнять кусок коры и удалить кору было минутным делом. И тут удивленному взору Фрике открылся тайник.
Там был кастет из твердого дерева, с зелеными камнями, стальной топор, кое-как насаженный на рукоятку, пучок длинных дротиков с костяными наконечниками и два куска дерева, изогнутые наподобие сабель.
Незнакомец по-братски разделил с Фрике это примитивное оружие и засмеялся, показывая пальцем то на дротики и деревянные сабли, то на свой рот и живот.
— A-а! Прекрасно! Мы отправляемся на охоту! Надо поесть!
— Поесть… — повторил незнакомец совершенно бесстрастным тоном, будто не понимая смысла этого слова.
— Черт! Придется ему учиться, точнее переучиваться, — задумчиво произнес парижанин. «Кто же он, этот бедняга? Ребенок, похищенный чернокожими? Или же потерпевший кораблекрушение и за долгие годы забывший родной язык?
Он, без сомнения, европеец. И хотя лицо его цвета пережженной кожи, грудь — белая, только вся в шрамах.
Странная у меня судьба. На Борнео я нашел обезьяну, облагороженную образованием и приобретшую некоторые признаки человека. Теперь передо мной человек, похожий на животное, то ли в силу своего долгого одиночества, то ли из-за постоянного общения с дикарями.
Этот несчастный думает только о своем желудке. Любопытно было бы посмотреть на его схватку с Предком. Что же все-таки он мог стащить у золотоискателей? Поглядел бы на него судья Линч, наверняка пощадил бы».
Незнакомец смотрел на Фрике, погруженного в размышления, и видно было, что в нем происходит какая-то внутренняя борьба. Взгляд его стал спокойнее, с губ срывались слова, наверняка позаимствованные у туземцев, а также обрывки французских слов.
Неожиданно в глазах его появилось хищное выражение. Он прислушался. Издалека донесся едва уловимый топот. Незнакомец подтолкнул Фрике к дереву, обеими руками схватил деревянную саблю и приготовился к нападению.
Из зарослей мимозы показалась изящная головка газели, затем на поляну выпрыгнул огромный кенгуру. Присев на задние ноги, он с любопытством рассматривал неподвижно стоявшего человека. Из сумки на животе виднелись две маленькие головки с блестящими, как у белки, бегающими глазами.
Не чуя опасности, малыши сосали стебли растений.
Кенгуру приблизился, Фрике едва слышно вздохнул, завороженный этим зрелищем. Но очарование вмиг исчезло. Животное насторожило уши, сверкнуло глазами и с ворчанием бросилось в кусты.
Опередив кенгуру, незнакомец раскрутил изогнутый кусок дерева, который держал в руках, и со всего размаха швырнул в животное. В тот же момент кенгуру рухнул на землю с перебитыми ногами.
Затем, к глубокому ужасу Фрике, смертоносное оружие, выполнив свое дело, снова набрало силу. Казалось, этот кусок сырого дерева, плохо отполированный обломком обсидиана[259], вдруг ожил. Упав на землю, он продолжал вращаться, описав параболу, и мягко опустился у ног охотника.
А тот, насладившись удивлением Фрике, поднял свою саблю и произнес одно-единственное слово:
— Бумеранг!
Южные австралийцы. — Как туземцы варят кенгуру. — Различия в австралийских племенах. — Обед в лесу. — Съедобные корни. — Кайпун, охотник на кенгуру. — Как Фрике употребил свою сиесту[260].— Правда о бумеранге. — Приключение Блюменбаха, профессора Иенского университета. — Подвиг Кайпуна. — Бесплодные попытки парижанина. — Бумеранг войны и бумеранг охоты. — Сувенир Надару[261] и тому, кто «тяжелее воздуха». — Может быть, бумеранг — обыкновенный пропеллер?
Ловкость охотника была встречена протяжным воем, заглушившим крики целой стаи выпей. Неизвестно откуда появились люди в шкурах опоссума. Их было не больше десятка.
Курчавые черные волосы до плеч, узкий низкий лоб с огромными надбровными дугами, черные бегающие, глубоко посаженные глаза, длинные, тощие, почти без бицепсов, руки и худые ноги без икр. Фрике сразу узнал в туземцах южан. Ему приходилось встречать их на улицах Мельбурна.
Они смотрели на парижанина с любопытством, но не враждебно. Однако куда более их интересовал подраненный кенгуру. Старые и малые, мужчины и женщины с особым удовольствием хлопали себя по животу, предвкушая обильную трапезу в духе Пантагрюэля[262].
Фраза, которой, казалось, не будет конца, произнесенная, можно сказать, скороговоркой белым дикарем, как окрестил Фрике своего нового товарища, сделала свое дело — самый старый, а также самый грязный и уродливый туземец стал яростно тереться носом о нос белого дикаря, который принял столь экстравагантную вежливость как нечто само собой разумеющееся.
— Да, да… друзья, — пробормотал Фрике. — Когда-то я уже видел нечто подобное, общаясь с вашими земляками с полуострова Йорк, на севере Квинсленда. Весьма приятные люди, они обожали моего друга, жандарма Барбантона-Табу… Как, вы не знаете Барбантона? Тем хуже для вас. Прекрасный человек… Гордость колониальной жандармерии и радость продавцов табака и спиртного.
Туземцы, разумеется, не поняли ни слова из того, что говорил Фрике. Впрочем, они его и не слушали, все их внимание было поглощено издыхавшим кенгуру и предстоящим пиром.
Благодаря рекомендации своего товарища Фрике был принят туземцами как родной, не каждый европеец удостаивается такой чести. Однако из-за кенгуру парижанину совершенно не уделяли внимания.
