— Да!
— А я не в первый, — задумчиво проговорил Оданака, — у меня есть кое-какой опыт, и я убежден, что всё не так просто. «Снисходительность американского командования»! — повторил он слова следователя. — Нет, друзья, тут что-то иное. Надо зайти в префектурный комитет посоветоваться.
— Вы идите туда, а мы сразу домой. Потом расскажете! — решительно заявил Сатоки. Остальные с ним согласились — всем не терпелось успокоить родных.
— Пошли, Эдано! — толкнул в плечо товарища Оданака. — Выясним всё до конца — тогда и по домам.
— Эй, Сатоки! — крикнул Ичиро. — Зайди к моим, успокой деда.
* * *
Секретарь комитета внимательно выслушал Оданаку и Эдано, задал несколько вопросов, а потом подвел итог:
— Вам повезло — ваша забастовка была направлена против оккупантов и сразу же получила поддержку всего населения. А если бы вышло иначе?.. Как по-вашему, хорошо ли было подготовлено выступление рабочих базы?
Оданака насупился и буркнул:
— Очевидно, нет.
— Конечно, нет, — подтвердил секретарь. — Разве нормально, что о забастовке мы узнали из газет? Не мешало бы поставить в известность и нас, и Центральный совет профсоюза. Вам ещё достанется от него за самовольство, и обвинять в этом будут нас, коммунистов. Мы вынуждены были организовывать поддержку на ходу.
— Скажите, пожалуйста, — не удержался Эдано, — почему нас так быстро освободили?
Секретарь пожал плечами и улыбнулся:
— Честно говоря, я и сам этого не ожидал. Видимо, американцам выгоднее было уладить конфликт. В общем, будьте внимательны, держите связь с нами и непременно советуйтесь. Желаю успехов!
* * *
Работы у Эдано и его товарищей стало больше; поток грузов значительно увеличился. На базу прибывали одна за другой группы военных, которые через несколько дней снова уезжали. В небе появлялось всё больше самолетов, сотрясающих ревом реактивных двигателей всю округу.
Рабочие тревожились и терялись в догадках.
— А, ерунда! — размахивал руками Харуми, считавший себя непререкаемым авторитетом в военных вопросах. — Амеко хотят устроить маневры — вот и всё. Помню, когда я служил в двенадцатой дивизии, один раз…
— Да перестань ты, вояка! — прерывал его нетерпеливый Сатоки. — Маневры, маневры! Не один ты был солдатом. Тут что-то другое.
— А что именно? — начинал горячиться Харуми.
— Дьявол их знает. Спроси у полковника Дайна, он тебе ответит.
Все рассмеялись, представив себе, как Харуми будет спрашивать у недосягаемого полковника, которого они только изредка видели в автомашине, о причинах необычной активности базы.
— Теперь мне понятно, почему амеко так быстро отступились от нас, — заметил Оданака. — Маневры или что другое, но работы на базе прибавилось. И они, конечно, об этом заранее знали. Слушай, Эдано, ты же служил в авиации, так, может, больше нас понимаешь, в чем дело?
— Я?.. Я умел только держать штурвал самолета.
— Да говорю вам — маневры будут у амеко, — снова доказывал своё Харуми…
8Двадцать пятого июня дед растормошил Ичиро рано утром.
— Вставай, внучек! — услышал тот сквозь сон тревожный голос старика. — Вставай скорее, война!
Эдано показалось, что всё это ему снится: он снова подросток, которого взволнованный дед будит, чтобы выслушать императорский рескрипт о войне за «Великую азиатскую сферу взаимного процветания». Но старик продолжал тормошить его, и он наконец открыл глаза:
— Какая война? О чем ты, дедушка?
— Послушай сам, внучек!
Ичиро рывком поднялся с постели и шагнул к приемнику, у которого стоял сумрачный Акисада. Диктор сообщал, что армия Ли Сын Мана, «отражая агрессию красных северокорейцев, перешла 38-ю параллель, полная решимости объединить свою страну». Диктор утверждал, что «освободительный поход» лисынмановцев закончится в несколько дней и что его приветствует весь «свободный мир».
«Теперь понятна «снисходительность» командования базы. Ловко нас провели американцы: забастовка могла им помешать», — подумал Ичиро.
— Как ты думаешь, чем всё это может кончиться? — хмуро спросил Акисада.
Ичиро отошел от приемника и пожал плечами:
— Трудно сказать. Во всяком случае, ничего хорошего ожидать нельзя. Это как пожар — может сгореть один дом, а может и целый квартал.
Дед испуганно взглянул на него:
— Неужели и до нас доберутся, внучек?
— Кто знает… Ли Сын Ман без американцев не решился бы начинать войну. А амеко сидят и у нас. Выходит, я сам им помогал, своими руками, — угрюмо закончил Эдано.
— Ну, это ты напрасно. Их ведь никто не звал сюда, — вмешался Акисада. — Мы проиграли войну, и побежденные всегда…
— Заткнись! — грубо прервал друга Эдано. — Иначе я подумаю, что не только вместо ноги, но и вместо головы у тебя протез. «Проиграли войну». Ты её, что ли, начинал? Тебе она была нужна? Повторяешь чужие слова, как попугай. Почему народ живет впроголодь? Проиграли войну. Почему столько безработных? Проиграли войну. Почему арестовывают за забастовку? Проиграли войну. Я тебя спрошу ещё тысячу раз «почему», и ответ будет один и тот же. А разве ты до войны лучше жил? Разве полиция ласковее была? Разве и раньше не продавали детей на фабрики, а девочек в бордели? Эх ты, господин заместитель заведующего отделом. Кто жалуется, что проиграли войну? Тот, кто землю или железо потом поливает? Нет! Те жалуются, кто и сейчас на нашей шее сидят.
— Да я что, я просто так, — оправдывался смущенный Акисада, — чего ты на меня набросился?
Дед, не любивший споров, укоризненно смотрел на Ичиро:
— Ну, чего ты горячишься, внучек? Акисада не второй Мондзю[40]. Не будем загадывать, недаром есть пословица: «Говорить о будущем — смешить мышей под полом». Мыши-то и у нас есть. Я сначала испугался: думал — у нас война, а это в Корее. Конечно, и корейцев жаль, но ведь от укола в чужое тело не так больно, как в своё.
Эдано успокоился, да ему и не хотелось волновать деда: старик стал слаб, и внук относился к нему всё предупредительнее. Да и что можно сказать ему, человеку, стоящему на пороге смерти. А вот Акисада… Эдано посмотрел на насупившегося друга и подошел к нему.
— Не сердись, заместитель заведующего. Видишь сам, что творится.
Отходчивый Акисада виновато улыбнулся:
— Да нет, ты прав, у меня так бывает — ляпнешь, не подумав… А как ты полагаешь, корейская война не отразится на нашей фирме?
Теперь, не выдержав, улыбнулся Эдано:
— Да… Господин Уэда должен быть доволен: ты здорово печешься о его интересах.
