— Следовательно, вы мне советуете вместе с моей батареей прекратить борьбу? Наверное, вы рекомендовали это и другим, не так ли?
— А нет ли у вас желания поехать со мной дальше, господин лейтенант?
Тиль задумался и после долгой паузы ответил:
— Мне нужно здесь кое-кого найти.
Фаренкрог внимательно изучал Тиля.
— Жаль. Этим вы только усугубляете собственное незавидное положение. Желаю вам успеха в поисках вашего товарища.
— Это не товарищ. Вы же сами только что сказали, что все военные преступники должны ответить за свои преступления, — тихо сказал Тиль.
— Тогда давайте на прощание хоть выпьем немного, а? Я с удовольствием выпью за наше общее освобождение, господин лейтенант! — Обер-ефрейтор отпил из фляжки небольшой глоток и галантно поклонился, словно это было где-нибудь в казино. «К сожалению, нам приходится расставаться, — подумал он. — Но уж со штабом Гаусера я наверняка выберусь из котла».
— При следующей встрече, если она состоится, мы расскажем друг другу историю наших семей. Всего хорошего! — ответил Тиль.
Сев в машину, Фаренкрог поехал по лощине. Тиль, оставшись один, приветливо помахал ему рукой.
«Хорошее вино, настоящий кальвадос, — подумал он. — Приятное тепло разливается по всему телу, глаза так и закрываются… Выходит, я пропал. Неужели все, что я делал до сих пор, не имело смысла? Я шел по неверному пути. Но что можно изменить теперь? Фаренкрогу все ясно и понятно: не выполнять приказов командования и таких людей, как Альтдерфер, так как все они являются преступниками. Неплохую лекцию вы мне прочитали, Фаренкрог!
Я уже переломил личный знак Рорбека и взял половинку себе. Остальное дело санитаров. Я упрекаю себя в том, что не спрятал его бумаги, не взял часы, которые следовало бы передать Мартине. Бедная девушка, что с ней будет, когда она прочтет его письмо?
Но как можно выйти из неприятного положения, когда сам не знаешь, ради чего ты это делаешь? Я многим недоволен, но восстать надо не просто ради чего-нибудь, а ради лучшего. Фаренкрог указал мне путь, и все стало яснее ясного».
Тиль бросился в заросли кустарника. Ветки больно хлестали его по рукам. Он бежал наугад, лишь бы не подставить свое тело убийственным осколкам, потом бросился на землю. Постепенно обстрел начал стихать. Тиль поднял голову. «Здравствуй, жизнь моя! Я жив, но мне страшно хочется лечь и уснуть, хочется спать долго-долго. Какой же тонкий психолог этот Фаренкрог! Как он знает свое дело! А что, если он ошибается? Но я уверен — он готов ко всему!»
Внимание Тиля привлекло какое-то движение среди деревьев. Два человека в гражданской одежде руками рыли какую-то яму. Тиль тихо подполз ближе, гражданские его не заметили.
«Если я сейчас поверну обратно, они меня обязательно увидят», — подумал лейтенант и, подтянув автомат к бедру, встал.
Гражданские оказались французами. Они удивленно уставились на него. Один из них, с маленькими черненькими усиками, был в комбинезоне, какие обычно носят охотники. Другой — в берете и выгоревшей, некогда табачного цвета спортивной куртке.
Тиль сразу же заметил, что на лицах обоих французов застыло решительное выражение. Ему показалось, что он когда-то видел этого француза с усиками. И вспомнил: да, этого человека он видел возле повозки, за которой шла Дениз.
Неожиданно Тиль заметил ногу в ботинке, торчавшую из земли. Рядом зияла воронка от снаряда. Человека, видимо, засыпало землей во время взрыва. Каждая секунда была дорога. Тиль отбросил автомат в сторону — он больше не нужен ему — и начал помогать откапывать человека.
Вот показалась вторая нога, бедра. Скорее! Скорее! Вот и спина в темно-голубом пуловере. Все это длилось не более одной минуты. Откопанный не шевелился. Француз в берете, достав из кармана зеркальце, приложил его к губам откопанного и вдруг вскочил на ноги, лицо его озарилось улыбкой. Тиль начал делать пострадавшему искусственное дыхание, потом приложил ухо к груди несчастного: сердце слабо билось. «Французы наверняка будут рады и благодарны. Благодарны? А за что? За то, что каждый из нас убивал их и разрушал их страну», — думал Тиль, не прекращая делать искусственное дыхание.
Оба француза молча смотрели на него. Через несколько минут пострадавший открыл глаза и увидел над собой немецкого лейтенанта, за спиной которого стояли его товарищи.
«Хорошо еще, что почва здесь песчаная, — думал Тиль. — А то бы нам его так быстро не откопать, ну а если бы каменистая, тогда бы ему вообще конец. Почему он таращит на меня испуганные глаза? Видимо, это шок. Или мое лицо не внушает ему доверия? А, мои погоны? За годы оккупации он таких видел немало».
Когда пострадавший, опираясь на локти, приподнялся, Тиль узнал и этого человека. Это был один из тех, кто тоже шел тогда за повозкой. Тиль еще спрашивал его о Дениз. Мир тесен! Это уже вторично. Вероятно, это последняя возможность напасть на след Дениз. Тиль был рад, что помог спасти этого человека. Он встал и отряхнул землю с брюк. Когда он выпрямился, то, к удивлению своему, увидел, что на него направлено дуло автомата. Это был английский автомат. Француз в берете держал палец на спусковом крючке.
Тиль растерялся, но все же спросил, что это значит.
Француз с усиками стоял возле воронки, на краю которой лежал автомат Тиля. Он тоже не проронил ни слова. В яме находилась портативная рация зеленого цвета с выдвинутой антенной. Между деревьями Тиль разглядел небольшое укрытие.
«Ну и влип я в историю, — подумал Тиль. — Они наверняка из группы Сопротивления. Уж они-то знают эти места как свои пять пальцев. Видно, они действуют как передовые наблюдатели. Ну и положеньице… Но ведь я им помог, и они… Посмотрю, что они будут делать, если я возьму свой автомат…»
— Пусть лежит! — прозвучал приказ по-немецки.
— О, вы говорите по-немецки? Это упрощает дело. Это мое личное оружие, оно записано в моей книжке.
Дуло английского автомата чуть отодвинулось.
— Какое благородство! Если бы я хотел, то перестрелял бы вас прежде, чем вы меня заметили.
— А вы и сейчас это можете сделать. Где гарантии?
Тиль решил несколько изменить тактику и спросил:
— Нет ли у вас чего-нибудь выпить?
Французы недоуменно переглянулись: такой просьбы они, видимо, не ожидали. Они о чем-то быстро заговорили на своем языке. Тилю показалось, что один из них произнес имя Дениз. Тот, что был в пуловере, неохотно направился к убежищу.
«Они запросто могут уложить меня, — думал Тиль, — и сделают это вежливо, дав перед смертью глотнуть шнапса».
— Если мы отдадим вам автомат и отпустим, то через десять минут здесь могут быть эсэсовцы!
