белые, как у белки, и опирается рукой на палку, а вместо ладони лапка беличья. Нет, нет, не лапка, а ладонь. Просто трудно как-то рассмотреть: то, вроде, лапка, то, вроде, и нет.
- Что ты хотел у меня попросить, Миша? - прошептал дед.
- Забыл, - развел руками Степнов. - Жену, детей можно вернуть.
- Не Бог я, - с грустью сказал дед. - Я всего лишь Белка.
- Белка или белка, в смысле...? - не понимая, как спросить по-другому, прошептал Степнов. - Я же не эт-то, ну, как его, эт-то...
- А кто же ты(?), коль к лесным духам пришел? Зачем тебе шаман нужен?
- Эт-то...- теряя силы, Михаил почувствовал, как его тело становится тяжелым, и он не в силах удержать его на ногах. - Эт-то, жить хочу.
- Живи.
- Что, ж-жить? - с трудом глотнул слюну Степнов.
- Ты еще не знаешь кем.
- Эт-то почему? Не палачом, хотя, так хочется им быть. Посоветуй, - посмотрел на старика-белку Михаил.
- Сам смотри, - цыкнула белка и побежала по веточке.
- Что? - не понял Михаил и, протирая рукой глаза, все никак не мог понять, что ему привиделось, хромая белка или старик-белка.
Но он видел, с каким трудом белка, перебираясь по ветке вверх, хромала.
- А где Виктор-то? - закричал он.
- С Мис-нэ ушел в страну духов.
Михаил, увидев перед собой лицо старика, отшатнулся и, упав на землю, прошептал:
- А мне что делать, шаман?
- Сам выбирай, - улыбнулся он, - продолжить его дорогу или гоняться за дождевыми пузырями, пытаясь проткнуть их, чтобы они исчезли.
- Но это невозможно и глупо, - глотая слюну, чтобы хоть как-то смочить горло, прошептал Степнов.
- Да? - с удивление, полуобернувшись к Михаилу, прошептал шаман.
- Но я не хочу быть убийцей и шарлатаном.
- Не понял? - лицо шамана сменилось лицом Виктора. - Это ты меня шарлатаном назвал?
- Ой, - испугался Степнов. - Витя, но ты же, именно, ты привел сюда Свала с его убийцами.
- И что, Мишенька?
- Но они же должны ответить перед судом!
- Каким? - нагнулся как-то необычно плечом Муравьев.
- Ну, - Михаил развел руками и, понимая, что начинает по привычке противоречить себе, стушевался и сказал. - Ты, наверное, прав.
- Твоя беда, что ты веришь в слово, только не понимая, чье оно, - улыбнувшись, моргнув глазом, прошептал Виктор. - Но волка кормят его зубы и его сила. А человека?
- Я не понял, - с трудом глотнул слюну Михаил.
- А человека? - теперь лицо Виктора сменилось на женское.
Михаил, увидев его, вздрогнул с испугу. Теперь перед ним было лицо погибшей жены Муравьева. Но и оно тут же переменилось, и перед ним уже была его жена, уставшая, бескровая.
- Настя! - вскрикнул он.
- Ты всегда был на краю пропасти и боялся с нее упасть. Не бойся этого, ведь они еще больше боятся, чем ты.
- Кто?
- Ты все еще боишься? - лицо дочурки, сменившее лицо жены, вопросительно смотрело на папу. - Тогда пошли к нам.
- Доча, доча, а ведь они...
- Папочка, папочка, - ухватив Михаила за мизинец, закричал сын, - пошли с нами. Зачем судишь их?
- А кто, кто это сделает, сынок, - обнимая Сашу, - всхлипнул Михаил. - Я еще ничего не сделал, это, это...
- А кто ты? - старик-белка цыкнул в ухо Михаила. - Не бери на себя не свое. Я не Бог, у него проси разрешения.
- Что? - закричал Михаил.
Холодная, как лед, слеза, покатившаяся по лицу, тяжесть на сердце, нехватка воздуха...
Теряя сознание, Михаил пытался, что есть силы, превозмочь свое бессилие, чтобы ухватиться за плечо растворяющейся в воздухе, как дымка, жены с детьми...
- Настя, Настя! - кричал он задыхаясь. - Юля, Саша, Настя...
- Ты еще не закончил свой путь-ц-ц-ц, - прошептала нагнувшаяся над Михаилом большая белка. - А поэтому и не торопись, так как не заслужил ни того, ни другого мира. Живи и ищи-ц-ц-ц, ищи, ици, и-си-ци, - голос белки стал превращаться в эхо и уходил как волна, оставляя после себя рябь.
- 4 -
Холодный воздух заставлял Михаила сохранять уходящее тепло. Ища рукой одеяло, чтобы натянуть его на себя, он открыл глаза, и тут же с испугу отпрянул назад, увидев заросшее лицо ханта. То, что это был сам Яшка Рыскин, он не ошибся.
Тот широко улыбаясь, сказал:
- Пора, пора Миска, просыпаться. Кузя за тобой пришла, не отдает он нам тебя.
- Да, да, - щуря глаза, протер рукой сухие губы Михаил. - А где Витька?
