Мотю уже раздражала эта Пашина привычка держать глубокомысленные паузы.
— Ну сидел парень, что с того? — не выдержал Левушкин.
— Я думаю, это вполне могут быть и бандиты, — выложил Павел. — Почему они должны приехать именно завтра? Разве трудно состряпать направление от какого-нибудь завода и приехать помогать в уборке урожая и овощей?..
— Но ведь надо же, чтоб тебя оставили при складе, — заметил Мотя, — а не послали возить зерно!
— Я об этом и говорю, — кивнул Павел. — Из всех машин не местные только его и наша.
Левушкин был удивлен и даже задет. Паша оказался куда глазастее, чем он.
— Это уже интересно! — загорелся Мотя.
— В том-то и дело! — поддержал Левушкина Павел. — А главное — очень удобно. Пригоняют машину, она примелькалась бортами, цифрами, шофер хорошо изучил все дороги — он же понимает, что и мы готовимся, расставляем засады, значит, надо искать третий путь, третью дорогу! Удобно и остальным. Они приезжают по одному, просачиваются, узнают порядки в банке, примеряются. Ты заметил, что к торговцу редко кто подходит? Они себя не очень выдают, но наверняка все они уже прошли по этой площади, заходили в банк.
— Машина стоит во дворе склада, выехать он может лишь в восемь, — пробормотал Мотя.
— Я думаю, операция назначена не на девять, — весомо проговорил Павел. — Ну посуди сам: в девять площадь пуста, и бандиты как на ладони, их легко перестрелять. Они недаром выбрали самый людный час! Стрелять трудно, кругом люди, паника ещё больше ухудшает обстрел, и этим пользуется банда. Так?
— Надо посоветоваться с Семенцовым, — проговорил Мотя.
— Надо, — согласился Павел.
Вторую половину дня Мотя, наблюдая за ПА 16–97, всё больше убеждался в правоте доводов Павла. Широкоплечий, с сильной короткой шеей шофер из Перми держался в стороне, ни с кем не разговаривал, всё делал молча и с той внутренней неохотой, с какой делают лишнюю работу. И остальные, точно чувствуя в нем чужака, с ним тоже не заговаривали.
Окна в доме Семенцова были наглухо зашторены. Человек неопределенного возраста в кепке понуро стоял на базарчике, глотая пыль от проносящихся мимо грузовиков. «Почему он из банды? — подумал вдруг Мотя. — Что, на нем написано?»
К концу дня Мотя узнал имя и фамилию ПА 16–97: Еремей Босых. «Эх, хорошо бы сделать запрос в Пермь через Дружинина, да быстренько! Как это они раньше не догадались?!» — подумал Мотя и решил посоветоваться с Павлом.
— Запрос уже дали, — успокоил его Волков. — К вечеру должен быть. Я сам разговаривал с Иваном Петровичем… От нашего, естественно, имени… — добавил Волков.
Мотя оторопел. Получается черт-те что! Старший всё-таки он, а решения самостоятельные принимает Волков?! Да ещё через его голову разговаривает с начальством?! Павлу он ничего не сказал, а только кивнул, решив переговорить обо всём вечером. Конечно, ему льстило, что разговор велся от их имени, но можно было бы и предупредить! Интересно, о чем ещё говорил Волков с Дружининым?
К концу работы Баныкин снова позвал к себе Левушкина и выложил ему желтую продолговатую дыньку.
— Говорят, от скрытой формы очень помогает, — многозначительно сказал он. — Зять пробовал…
«После операции этим Баныкиным стоит заняться особо, — подумал Мотя. — Или посоветовать Семенцову…»
— А скажите мне, почему полуторку ПА 16–97 вы оставили при складе? — спросил Левушкин.
— Выполняю приказ товарища Семенцова, это к нему… — сообщил шепотом Баныкин. — Так как? Завернуть дыньку? — угодливо спросил завскладом.
— Заворачивайте! — раздраженно процедил Мотя. Не заходя к себе, он передал дыню хозяйке, чему она несказанно обрадовалась.
Дома, во флигеле, он дал волю своему гневу, ополчившись на Волкова и Семенцова. На первого за то, что тот занимается самостоятельно расследованием, на второго — что не вводит в полный курс операции. «Мы что, в бирюльки приехали играть?! — горячился, меряя шагами комнатку, Левушкин. — И кто здесь главный всего дела? Кто представитель облугрозыска?! Почему нет субординации, нет ясности во всём?.. Чёрт-те что! После операции напишу обстоятельный рапорт Путятину о наложении взысканий! Шерлоки Холмсы чёртовы!..»
В таком гневе его и застала Ольга Алексеевна, приглашая отведать огненный борщ из бурака. На хозяйке была новая ситцевая блузка, синяя в белый горошек и крупные темно-вишневые бусы, которые очень шли к её большим темным глазам. Мотя взглянул на хозяйку, точно только сейчас впервые увидел её: Ольга Алексеевна была на диво хороша и степенной манерой общения, и веселым нравом, и своей красотой. Мотя загляделся на неё и долго не мог отвести глаз. Она смутилась. Покраснел и он и весь ужин просидел молча, не смея больше на неё смотреть.
Увидев в окошко Павла, он быстренько попрощался с хозяйкой и заспешил к нему. Павел его огорошил, сообщив, что из Перми никого не посылали и шофер с фамилией Босых там не значится.
— Значит, мои догадки, то есть наши, полностью подтвердились, — нервно проговорил Волков. — Есть хочется! Ты поел? — Павел потер руки. — Ну как хозяюшка? — Он неожиданно улыбнулся и даже озорно подмигнул Моте. — Ты чего такой задумчивый?.. Теперь дело в шляпе! Машину мы знаем, шофера тоже. Что там на ужин?..
— Борщ! — выдавил улыбку Мотя.
— Да что с тобой?! — Павел напрягся.
Поминая вместе с чертом неизвестного Шерлока Холмса, Мотя, впрочем, и не догадался, что именно благодаря его методу он пришел к важнейшему для себя выводу: Павел не тот, за кого себя выдает. Почему? Очень просто. Машину законспирировал на складе Семенцов, это понятно, чтобы разъезжать и подстраховывать их. Семенцов не мог не доложить об этом Дружинину и, вероятно, с его подсказки это сделал, так как Дружинин считает Мотю новичком и попросил его подстраховать. Значит, Еремей Босых работает у Семенцова. И если бы Волков на самом деле звонил Дружинину, то Иван Петрович в момент бы всё ему растолковал. Вот и выходит, что Волков Дружинину не звонил. А что это значит? Это значит…
Мотю даже пот прошиб, когда он пришел к этому страшному выводу. Ведь выходит, что Волков… ставленник бандитов! Бан-ди-тов! И ему теперь нужно, дурача Левушкина, вывести машину Семенцова из строя, убрать её, доказав Моте, что перед ним бандитское отродье.
Темное угристое лицо Павла с неподвижным маленьким ртом на мгновение окаменело, точно он почувствовал в Моте эту нарастающую тревогу:
— Да что с тобой, объяснишь ты или нет?!
— Да я это… ну, представил, что весь день ходил под его прицелом, — пробормотал Мотя. — Они ведь чуть что — сразу!..
— А-а-а, — Павел почему-то неестественно захохотал. — Во, почуял, каково в деле быть! Мне ведь Иван Петрович сказал, что ты ещё новичок, ни в одной операции не участвовал, поэтому и велел присматривать за тобой да проявлять инициативу. Ничего, брат! — Павел хлопнул Мотю по плечу, подмигнул. — Ещё заматереешь, наберешься и опыта и отваги! Ладно, пойду перекушу, и поговорим подробно. Семенцова слушать особенно не надо! Кое-какие факты Иван Петрович сообщил и о нём. Жди меня, никуда не уходи! Я мигом! — Он подмигнул и вышел из комнаты.
