— Великолепная идея! — сказал он в конце нашего разговора. — Ребята у тебя молодцы. С выдумкой.
— Так что, Игнатьев? — Как-то рассеянно, словно между делом, сказал мне на следующий день капитан Лялько. — Значит, скоро в отпуск?
— Так точно. По графику, утвержденному командованием.
— Давай-давай! Я не в претензии. Думаю, Кривожихин тебя прекрасно сумеет заменить.
— Я не сомневаюсь.
— Я вроде тоже. — Лялько помолчал. — Хорошее дело — отпуск. Где решил проводите? На море?
— Хочу в Москву съездить.
— А у тебя там кто?
— Есть кой-какая родня.
— Завидую! На стадион сходишь, хороший футбол посмотришь. Я живого футбола, наверно, уже лет десять не видел.
— Увидите. В академию поедете и будете на футбол ходить.
— Э, хлопче! Академия — не отпуск. Да туда еще прорваться треба.
Двое суток спустя я уже летел на запад. Только теперь не на Ан-24, а на Як-40. И опять:
…Под крылом самолета о чем-то поет…
Зеленое море тайги…
Да, сейчас под крылом самолета было действительно море. Зеленое море тайги. И не было ему, казалось, ни конца ни края. Где-то среди этого моря, далеко на северо-востоке, осталась моя «точка», мой дивизион, мои однополчане. Шел только второй час полета, а я, по-моему, уже начал о них скучать. Чего-чего, но этого я никак не ожидал.
Наш Ту-154, на который я пересел с миниатюрного Яка, из-за того, что где-то в районе Южного Урала пришлось обходить грозовой фронт, прибыл в Домодедово на пятьдесят минут позже расписания. До выдачи вещей было время, и я кинулся искать телефон-автомат. Набрал номер отца.
— Слушаю, — голос отца звучал обычно — деловито и спокойно.
— Это я, — сказал я.
— Сашок?
— Так точно! Приехал в отпуск…
— Почему же ты не дал телеграмму?
— Хотел сделать сюрприз. Неожиданно.
— Ясно. Ты сейчас где?
— В Домодедове. Жду чемоданчик.
— Тоже ясно. — Отец помедлил несколько секунд. — Давай так: насчет машины сейчас сложновато и времени много уйдет… Получай чемоданчик, садись в такси — и сюда. Адрес-то помнишь?
— Конечно, помню.
— Жду.
Рассказывать о том, что я успел повидать в столице — долгое дело. Конечно же, выстоял очереди в Третьяковку, в Музей имени Пушкина и в главный выставочный зал в Манеже, обошел всю ВДНХ, проехал по всем линиям метро, специально съездил в районы новостроек, чуть ли не через вечер ходил на спектакли в Кремлевский Дворец съездов и в некоторые другие театры, билеты почти всегда удавалось достать перед началом… Отец предложил мне купить гражданский костюм, летний, и я, мотаясь по Москве, ощущал абсолютную свободу — в военной форме я почему-то всегда чувствую себя как на службе. Короче: я исходил Москву вдоль и поперек. Единственное, чего я опасался, — это попадать в метро в час пик. Однажды я попал, по-моему на «Комсомольской-кольцевой», и поскольку еще не имел в этом отношении никакого опыта, был безраздельно пленен потоком пассажиров. Мне нужно было попасть на радиальную линию, а толпа вынесла меня к Ярославскому вокзалу. Во всем же остальном… Во всем остальном все было прекрасно! Только иногда память упрямо возвращала меня мыслями к Рине. Хотя что ж думать? Зачем? Только растравлять себя?..
Однажды, вернувшись вечером домой, я застал у отца гостя. И сразу узнал его — это был однополчанин моего деда, отставной генерал-полковник авиации, дважды Герой Советского Союза. Теперь мне стало понятно, почему отец утром поинтересовался, иду ли я сегодня куда-нибудь, и попросил нигде особенно не задерживаться.
Генерал-полковник поднялся мне навстречу, мы поздоровались, он оглядел меня со всех сторон (вот так, по-моему, оглядывал своих сыновей Тарас Бульба), легонько похлопал по лопатке:
— Порядок! — Потом повернулся к отцу: — Отличный внук у Герасима Игнатьева! Думаю, что не только внешне, но и по делам?
— По делам, мне кажется, тоже, — сказал отец. — Зимой я ездил с инспекционным заданием в их округ, виделся с его командирами… Оценку дали положительную.
— Иначе и быть не могло! — Генерал-полковник сделал широкий жест: — Садись, Александр, садись. Значит, служба идет и уже первый офицерский отпуск гуляешь?
— Так точно, товарищ генерал.
Наверно, я все-таки переборщил.
— Так точно! — совершенно серьезно обидевшись, передразнил меня мой собеседник, — Товарищ генерал! Я для тебя, Александр, Алексей Петрович. Считай, как дед. Понял?
— Понял.
— Похож ты на своего деда. Н-да… Гера, Гера… Мы его между собой Герой звали. Ему сегодня семьдесят пять стукнуло бы. Мы с ним одногодки. Только мои семьдесят пять еще впереди.
А я-то думал, что ему чуть больше шестидесяти! Вот что значит авиационное здоровье!
Отец поставил на стол бутылку коньяку. Мы помянули деда, выпили за здоровье Алексея Петровича, за тех, кто служит в армии сегодня.
— Отличные ребята! — говорил Алексей Петрович. — Особенно в авиации. Вы уж извините, знаю — во всех родах войск ребята великолепные: десантники, подводники, ракетчики… Но я-то авиатор! На такой технике! На таких скоростях! Это, я понимаю, парни! Настоящие мужчины, сыны Отечества! Не то, что эти… обтянут тощую задницу джинсовой дерюгой, кудри немытые распустят и шкандыбают на кривых ногах. Будь я девчонкой, глядеть бы на них не стал! Ты, Александр, верную дорогу выбрал. Пока есть кое-кто на западе и на востоке… кх… тоже, служба в Вооруженных Силах — наиважнейшее государственное дело. Ты комсомолец?
— Кандидат партии. Еще в училище приняли.
— Молодец. И правильную терминологию применяешь. Карьерист, не очень скромный человек скажет «вступил», а истинный коммунист скажет «приняли». Когда кандидатский стаж кончается?
— Если точно, то через семнадцать дней.
— Т-так… Рекомендация нужна? Или уже получил?
— Спасибо. Мне было бы…
— Ясно. — Алексей Петрович достал из внутреннего кармана тужурки блокнотик: — Найди свою букву и черкни точный адресок. Если не успею оформить к твоему отъезду — пришлю.
— Спасибо, Алексей Петрович, Но ведь вы меня…
— Я людей с первого взгляда оценить могу. А тебя я карапузом на руках носил. Деда твоего знаю, отца знаю, за твоими успехами приглядывал, заочно, конечно… Этого мало? Династия есть династия! Мутанты, само собой, тоже случаются, но в тебе я никаких настораживающих признаков не заметил, — Алексей Петрович сам плеснул всем в рюмки по глотку коньяку. — Поднимай. Хочу выпить за то, чтоб служилось тебе хорошо и благополучно. И справедливо. Равняйся на деда и на отца. Лучшего примера для подражания тебе не надо, Будь здоров!
