И, повернувшись к Робертсону, приказал:
– Если Дэйл ещё не уехал, передай ему, чтобы Ламюэль с фермы мчался сюда.
Робертсон выбежал из перехода. Готлиб отошёл к поднятой решётке и встал там, коротким движением поправив пистолеты на левом боку.
– Это – Бык Оливер, – сказал Стив.
Оливер тяжело встал и протянул мне каменную от мозолей руку матроса.
– Это – Матиуш Тонна.
Он тоже встал и тоже притиснул к моей ладони мозоли.
– Тай! – позвал я. – Очевидно, что до прихода Ламюэля мы отсюда не выйдем. Поэтому – сходи, принеси сюда что-то от завтрака. Вина, конечно. Сыра, лепёшек. Омелия первым делом с утра печёт лепёшки.
Тай посмотрел на замершего у решётки Готлиба, кивнул. Вышел.
– Кто такой Ламюэль? – негромко спросил Стив.
– Ясновидящий, – ответил я ему. – Солнечный монах.
– Никогда не слышал.
– Был в далёкой древности солнечный пророк, Зороастр. Очень давно, до Египта. Но и сегодня ещё живут люди, исповедующие его религию. Добрые, кроткие. Не пьют вина, не едят мяса. Двое их живут у меня, и эти двое – самое большое чудо в моём замке.
– А замок откуда?
– Купил. На Локке я нашёл чёрный жемчуг, за одну горсть которого мне в Индии отдали новый корабль.
– Локк – странное место. Ты там всё нашёл. А я там всё потерял.
– Это потому, что я создавал. А ты грабил.
– Совершенно точно. Не бывает точнее. Всякому, как мне сказал Одноглазый, ровненько по его делам воздаётся.
– Одноглазый – бристольский грузчик?!
– Он. Знаешь, когда я сходил по трапу на берег, у меня было такое чувство, что о моём прибытии уже знают и меня терпеливым образом ждут. И так оказалось. Шагнул ко мне в толпе высокий худой с чёрной повязкой. Сказал: «Трижды ты призывал смерть на этого человека. Сейчас снова с этим явился? Теперь сам умрёшь». И ушёл, повернувшись. Я так бросился за ним, что Бык и Тонна едва не отстали. Он шагал, и я шёл. Сели на камень между складов, в тихом месте. И он грустно продолжил: «В первый раз ты лишился имущества, друзей и свободы. Во второй был пробит мушкетными пулями, и вспомни, сколько от этого принял страданий. В третий – едва не закончил дни свои в лютых муках в Багдаде. И теперь снова идёшь по его душу?» Я тогда, сцепив зубы, просто кивнул. Так вдруг остро почувствовал, до какой степени устал преследовать тебя. И, как ребёнок, покорно ответил: «Я как считал? В жизни есть незыблемое правило: те, кто слабее, подчиняются тем, кто сильнее. А Том был не просто слабее меня. Он был никто. Щенок, обработчик дерева. И этот щенок посмел трижды нарушить правило. Первый раз – он отказался знакомить меня с понравившейся мне женщиной. Второй – он организовал бунт против меня на острове. И третий – он победил меня в этом бунте. Как мне можно было продолжать жить, не исправив этой несправедливости? Жизнь – это тяжёлый поход. Невозможно совершить такой поход, если попал камень в ботинок. А Том оказался для меня как раз таким камнем». Тогда Одноглазый помолчал, потом медленно, и как-то пугающе-безжалостно произнёс: «Кукла ты на верёвочке. Вот прямо сейчас, если захочешь, я покажу тебе, кто тебя по жизни ведёт». Я молчал. Встал и стоял, дрожал отчего-то. Он посадил меня на камень.
Повернулся к Быку и Тонне и властно так приказал: «Никого сюда не пускайте. Он будет кричать». Они послушно встали у начала прохода. А Одноглазый взял мои руки в свои и сказал: «Я, когда впервые увидел, орал так, что меня матросы связали». И вдруг я провалился в чёрную яму. Со стороны, наверно, казалось, что я потерял сознание. И я увидел…
– Кого? – шёпотом спросил я, обрывая сильно затянувшуюся паузу.
– Своего демона. Алое щупальце, протянутое от него ко мне. И всё то, что ожидает убийц после смерти. И много, много чудовищного, что было с этими виденьями рядом. Нет, я не закричал, как обещал Одноглазый. Но мгновенно и полностью поседел.
– Я когда это увидел, – хрипло сказал Бык, – в первый раз в жизни оторопел. Бежать хотел даже.
– Он нам потом рассказал всё, – подал голос Тонна, – и вот мы пришли. Капитан (он кивнул на Стива) сказал, что пойдёт в монастырь. А мы этого не понимаем. Что такое Бог, что такое молиться. Не понимаем. И так решили, чтобы просить тебя, Том, дать нам какую-то работу, пусть самую тяжёлую. Но чтобы иметь еду, не убивая за это людей.
– Они люди слова, – сообщил, кивнув на них, Стив. – Поклялись однажды на острове служить мне безропотно до самой смерти, и до сегодняшнего дня ни разу в сторону не качнулись.
– Да, – сказал Бык. – Если Стив освободит нас от нашего слова, нашим капитаном будешь ты, Том.
– Освобождаю, – с явно слышимым в голосе облегчением проговорил Стив.
– Принимаю в команду, – сказал я и снова пожал каменные мозоли.
Бык и Тонна сняли шляпы. Переглянулись. Неуклюже поклонились мне. Я сказал:
– Работа для вас есть. Пять дней в неделю рубить заступами и насыпать в бочки горный уголь. Еда будет превосходная, готовит у меня повар французского короля. На субботу и воскресенье можете приезжать в замок. Здесь у вас будут собственные комнаты, запирающиеся на ключ. Мыться горячей водой, отлёживаться на широких постелях. Можете слушать уроки немца-учителя. Ездить в город, ходить по лавкам, покупать книги, одежду. Заводить друзей. И если вдруг Бог пошлёт вам женщин, которые вас полюбят, то сразу после женитьбы я выделю каждому дом. С землёю, конечно. Узнаете, что такое сладость дружной семьи. Детский писк на лужайке. Милая прелесть тёплого дома. Это, к слову сказать, весьма нужный для вас труд – поднимать детей. Сколько вы отняли человеческих жизней – столько и должны дать новых.
– У меня – восемнадцать, – глухо сказал Тонна, – не считая стрельбы вдаль.
– А я не считал, – так же глухо сообщил Бык. – Но много.
И тут мы все оглянулись. Неторопливо, твёрдо ступая, вошёл Тай. В широко разведённых руках он держал «каретный», с короткими ножками столик, накрытый белой тканью. Подошёл, поставил. Взял где-то неподалёку две массивные доски и положил их на четыре камня гранитной брусчатки. Мы сели на эти скамьи – я и Стив, и напротив – Бык и Тонна. Тай снял ткань. Две бутылки с отличным ромом. Серебряные стаканы. Гора исходящих паром лепёшек. Большая глиняная миска с густой сметаной, деревянная ложка в ней. Крупно нарезанный сыр. Два пузатых кувшина (ледяная вода с лимоном и сахаром). Маслины, салат, специи.
– Ты – нет! – вдруг резко произнёс Тай, вытянув палец в сторону приподнявшегося и посмотревшего на стол мальчишки. – Ты там сиди.
Хасан послушно отпрянул, привалился к стене. Тай отошёл к Готлибу, встал рядом. Неслышно что-то спросил. Готлиб кивнул.
