— Точно, — подтвердил Машкевич. — Утром был.
Мотя оторопел.
— А сейчас где? — Мотя не сводил глаз с Машкевича.
— Сейчас здесь…
— А мне сказали, что и сейчас он находится там! — повысил голос Мотя. — Это как объяснять?!
— Так вы были в отделе?! — догадался Машкевич.
— Неважно! — отрезал Мотя.
— Так всё правильно! — обрадовался Машкевич, вскакивая, но Мотя дулом нагана посадил его обратно. — Всё правильно! До Победни, то есть до «Трудового пути», минут сорок езды. Николай Иванович специально туда ездит, чтобы звонить и сообщать всем, что он там, дабы не вспугнуть бандитов
— Зачем?! — не понял Мотя.
— Его предупредили товарищи из центра, то есть ваши товарищи, что идет утечка сведений, у бандитов налажен, мол, какой-то особый канал связи и необходима строжайшая конспирация. Вот он и придумал такую оказию. А в Победив все ребята свои, не продадут!.. — обрадовался Машкевич.
— Н-да… — промычал Мотя.
Сообщение Машкевича походило на правду. Ещё более убеждал его простодушный и радостный вид, даже в темноте Мотя видел, как блестели его глаза.
Левушкин почесал затылок.
— А машину с шофером зачем он внедрил на склад? — спросил Мотя.
— Про машину не знаю, — вздохнул Машкевич.
— А почему в столь грозный час находишься не на боевом посту?! — горячо спросил Левушкин. — Теряем бдительность, товарищ Бородкин!
— Мне, собственно, товарищ Волков велел за вами присматривать, а сестра живет через дом, вот я и навел контакты с Ольгой Алексеевной… — пробормотал Машкевич.
— Как это присматривать? — опешил Мотя.
— Ну охранять, что ли… — вздохнул Машкевич.
Мотя мог предположить что угодно, но услышать такое он не ожидал. «Либо он меня подозревает, либо он действительно внедрен бандитами и теперь хочет меня изолировать… — пронеслось у Левушкина. — А Семенцов с его маскарадами?..»
— Где сейчас Семенцов? — спросил Мотя.
— Дома, — ответил Машкевич.
— Пусть придет, — попросил Левушкин.
Машкевич кивнул, поднялся и ушел. Мотя остался один. Лампу он не зажигал, попыхивая папироской. Вскоре послышались шаги. Мотя взвел курок, потушил папиросу, затаился. Неизвестный осторожно поднялся на крыльцо, прошел в сени, остановившись перед дверью. У Левушкина пересохло в горле. Вода в кувшине стояла на столе, но всё внимание Моти было приковано к двери, за которой стоял неизвестный. И вдруг Мотю обожгла мысль: он сидит спиной к окну, смотрит на дверь и открыт для выстрела сзади. Холодок пробежал по спине, Мотя физически ощутил жжение под левой лопаткой, в сердце больно кольнуло. Дверь распахнулась. На пороге стоял Павел.
VII— Ты чего? — увидев нацеленный на него наган, хмуро проговорил он.
— Ты в сенях стоял?
— Докуривал…
Павел вздохнул, сел на койку.
— Ты уходил куда-то?.. — спросил Павел.
— Да, прогуливался неподалеку.
— Никого не видел?..
— Нет, никого…
Павел тяжело вздохнул.
— Пока ты прогуливался, кто-то вошел, вытащил мои документы, наган и закрыл дверь на палку… Сволочи!
Павел застонал, точно от боли, закрутил головой.
— А я как убитый заснул! Может, она что-то подсыпала? — растерянно спросил он.
— Вряд ли… — помолчав, отозвался Мотя.
— Я уже пошел Дружинину звонить, но не смог! Духу не хватило…
Павел помолчал, глядя в пол.
— Я провел маленькое расследование. Ольга Алексеевна постоянно была во дворе, никого из чужих не видела. Окно никто не открывал. Значит, это могли сделать трое: ты, хозяйка и Машкевич. Тебя и Ольгу Алексеевну я исключил сразу. Остается Машкевич. Вот что я узнал. В списках личного состава Серовского отдела милиционер по фамилии Машкевич не числится. Кроме того, сам Семенцов находится в Победне. Не хочется даже предполагать такое, но возможно, что Семенцов и Машкевич лица подставные…
Не успел Павел договорить, как послышались шаги и прибежал Машкевич. Он был взволнован и от волнения долго не мог выговорить ни слова.
— Николая Иваныча нет, — растерянно пробормотал он и развел руками.
— Как нет? — прошептал Павел.
Он поднялся и заходил нервно по комнате.
— Жена говорит: «Он… в Победне»… — еле выговорил Машкевич.
Он побелел, произнося эти слова, испуганно взглянул на Мотю.
— Она ещё передала, чтобы мы следили за окнами…
— Что значит: «следили за окнами»? — не понял Павел.
— Ну, Николай Иваныч предупреждал, что если окна будут распахнуты, значит, бандиты едут…
Павел со значением взглянул на Мотю, как бы подтверждая: ну вот, я же тебе говорил!
— Хо-ро-шо! — промычал Павел. — Ты, Тихон, пока к себе иди и будь там. Но не спать. В любую минуту можешь понадобиться. Оружие есть?..
— Есть! — кивнул Машкевич.
— Давай! — энергично тряхнул головой Павел.
Машкевич ушел. Павел прислушался, подождал, пока затихнут его шаги, и прошептал:
— Попали мы с тобой, Мотя, в переплет!
Левушкин вытащил наган и документы Павла, молча передал ему.
— Откуда?! — удивился Павел, но тут же помрачнел и исподлобья глянул на Левушкина.
— Нашел… — вздохнул Мотя.
У него сил не было рассказать Волкову всю правду, так на него подействовало сообщение об исчезновении Семенцова. Мотя уже вконец запутался: с Павлом-то он так ничего и не прояснил.
Павел стал развивать версию: Семенцов — враг, как им нужно действовать и так далее. Мотя слушал его вполуха, мучительно раздумывая, какой бы задать вопрос, чтобы проверить, настоящий это Волков или нет. Мотя хорошо помнил отклеившийся на удостоверении уголок фотографии. Наконец Мотя сообразил, что ведь начальником Краснокаменского отдела только что назначили Синицына, который до этого работал вместе с Тасей. Левушкин послушал немного Павла и спросил:
— Как Синицын там поживает?..
Павел оторопел.
— Какой Синицын? — не понял он.
Мотя похолодел. Павел с головой выдал себя.
— Ну твой начальник в Краснокаменске?..
— А разве там Синицын?.. Был же Ефим Федорович?.. — Павел замялся. — Я это… на задании был, а потом прямо сюда…
Объяснение вышло неубедительным.
— И при чем тут Синицын? — пожал плечами Паша. — Я тебе о деле толкую! Или ты меня уже подозреваешь?..
— Да нет, — покраснев, ответил Мотя. — Просто Синицын с Семенцовым были дружны, и для проверки неплохо было бы задать ему наводящий вопрос, — соврал Мотя.
— Боюсь, теперь уже не задашь! — весомо сказал Павел. — А нам с тобой необходимо утроить бдительность! Думаю, налет будет завтра. Но не в девять, как сказал Семенцов, а в полдень!
