Падре увидел: у собеседника слипаются глаза. Вот он поднес ко рту ладонь, чтобы подавить зевок.
— Потерпите, — участливо сказал он. — Здесь рано светает. Отправимся через час—полтора.
Зазвонил телефон.
— Это пилот, — сказала Райс, окончив короткий разговор. — У него все готово.
Мигель кивнул.
— Где останется хозяйка кондитерской? — небрежно спросил он.
— Будет надежно изолирована. Ну, собираемся.
Падре встал. Мигель тоже поднялся. У двери задержался.
— Что такое? — спросила Райс, шедшая следом.
— Я подумал, что напоследок надо бы связаться с вашим человеком на острове: вдруг имеются новости.
— Новостей нет, — сказала Райс. — Недавно с островом разговаривал пилот летающей лодки.
— Вот как! — Мигель сделал паузу. — Выходит, двое беглецов все еще прячутся? Так здорово спрятались, что их не могут найти?
— Найдем! Обшарим остров, особенно заросли мангров.
— Но это уже делали.
— Что вы предлагаете? — нетерпеливо сказала Райс. — У вас есть план?
— Беглецов следует выманить из их укрытия.
— Ладно, в дороге поговорим, — Райс толкнула дверь.
— В дороге будет поздно. Мой план таков. Инсценируется захват острова русскими: стрельба, крики и прочее. Потом все стихает, и поисковая группа начинает звать беглецов на их родном языке.
— Вы знаете русский?
— Увы, нет. Но его знает ваша пленница.
— Хотите, чтобы мы взяли ее с собой? — пробормотала Райс.
— Почему бы и нет? Женщину прикуют к одному из нас. Она будет предупреждена, что распрощается с жизнью, если в чем-то сфальшивит. Чего же бояться? Мы трое плюс экипаж самолета плюс ваши люди на острове — все против одной женщины!.. На мой взгляд, куда рискованнее оставлять ее здесь.
2
Мигель сидел в хвостовой части салона — так выбрал место, чтобы перед глазами были Райс, падре и Сизова между ними. Наручники имелись, но ими пока не пользовались — из самолета не убежишь…
Итак, у “коллег” Мигеля не нашлось аргументов против того, чтобы взять с собой пленницу. Делая это предложение, Мигель ставил себя на место противника, как бы думал за него. Поэтому все, что он говорил, было доказательно и звучало вполне искренне.
Самолет мчался над тропическим лесом. Разложив на коленях карту, падре контролировал маршрут. Райс приникла к иллюминатору.
Появился встревоженный механик:
— Дым!
— Здесь, у нас? — закричал падре.
— По курсу, — механик ткнул пальцем в дверь, из которой вышел. — Горит сельва. Можно предположить, в том самом районе.
— Да, в районе заброшенной плантации, — сказал падре, сверившись с картой.
Мигель не сводил глаз с Сизовой. Видел, как у нее напряглись плечи и дрожат руки, вцепившиеся в спинку кресла.
В кабину проник запах гари. Пилот взял в сторону и стал обходить дымное облако. Все напряженно вглядывались в иллюминаторы. Огонь, насколько он был виден за пеленой дыма, шел широко. Ветер гнал пламя к реке, до которой отсюда было несколько километров.
Самолет сделал несколько кругов над пожарищем. Пилот обернулся к Аннели Райс, беспомощно развел руками.
Вскоре под брюхом машины вновь было море…
Остров возник внезапно — растаял туман, стлавшийся над поверхностью воды, и глазам пассажиров самолета открылся клочок суши, напоминающий звезду с тупыми изогнутыми лучами. Кольцевой риф повторял очертания острова. Море атаковало риф; самолет шел на бреющем, и брызги и пена, казалось, вот-вот хлестнут по иллюминаторам.
Райс тронула пилота за плечо, очертила рукой кольцо. Машина стала огибать остров. Под ней проносилась лагуна, берег с зарослями, подступавшими к самой воде. На редких открытых участках пляжа извивались длинные тела. Это спешили в родную стихию потревоженные крокодилы. Их было много: гладкую поверхность лагуны испещряли “усы”, тянущиеся от плывущих рептилий.
Летающая лодка приводнилась, свернула в узкий рукав и с ходу выскочила на деревянный пологий слип. Моторы смолкли.
Райс и падре сразу ушли, уведя Мигеля. Сизову механик гидросамолета отконвоировал в дом на берегу, остался у двери.
Она сделала вывод: если механику не дали отдохнуть после рейса, значит, у противника недостаток людей на острове. Отметила это как бы автоматически — мыслями была там, где бушевал лесной пожар. Посылая Луизу в сельву, знала, что у нее минимальные шансы на благополучное возвращение. Но в сердце теплилась надежда. Сейчас, когда увидела пылающие джунгли, надежды почти не осталось.
Страж все так же сидел у выхода. Дверь за его спиной была открыта, оттуда доносился незнакомый мужской голос, перемежаемый попискиванием морзянки.
Большие часы в углу громко стучали. Сизова глядела на них и не видела ни циферблата, ни стрелок. Итак, удалось самое главное — проникнуть на остров. Теперь все решит мастерство Мигеля.
С особой остротой чувствовала, что, хотя в далеком сорок пятом году была сломлена военная машина и разрушено кровавое государство гитлеровцев, все же нашлись силы, не давшие погибнуть нацизму. Он сохранился, как смертоносный микроб в защитной капсуле, потом прорвал оболочку и вот снова грозит людям!.. Здесь, на острове, один из его крепнущих филиалов.
Поначалу жертвами его были индейцы. Теперь щупальца протянулись и к двум русским. А что будет завтра? И сколько их, этих центров неофашизма, как далеко идут их планы?..
Гулко ударили часы. И почти сразу появились падре, Райс и Мигель.
Звуки морзянки и шорохи радиопомех прекратились, вслед за тем вошел Хауг, остался у дверей.
— Что такое, Грегор? — сказала Райс.
— Чужие передатчики в эфире.
— Мешают работать?
— Конечно. Не возьму в толк, в чем тут дело…
— Вчера вы держали отличную связь.
— Вчера не было этих передатчиков. Теперь вдруг появились. Причем действуют на частотах, близких к нашим. И с каждым часом помехи нарастают. Какая-то лавина звуков. Впечатление, что станций несколько. Я совсем оглушен.
— Уверены, что это не один передатчик?
Райс наклонилась к Сизовой:
— Послушайте, вы! — голос немки вздрагивал от гнева. — Сегодня меня преследуют несчастья. Сперва побег двух важных для нас людей. Потом пожар в сельве, где должна находиться экспедиция. А один из ее членов мой муж, понимаете это?.. Боюсь, произойдет и третья беда — я убью вас!
Сизова уголком глаза видела Мигеля. Он приблизил к лицу ладони, постучал ими друг о дружку: успокаивал, давал понять, что все идет своим чередом.
Стояла перед глазами Луиза — не взрослая, а совсем девочка. С пронзительной отчетливостью виделась каждая черточка ее лица в ту ночь, когда после выпускного школьного бала она привела домой группу ребят. Все были озябшие, голодные. Оказалось, несмотря на ливень, были на Красной площади, смотрели, как у Мавзолея сменялись часовые. В ту ночь Сизова и сняла со своей руки браслет, подарок Энрико. Сняла эту самую большую для нее ценность и надела на руку дочери.
