Вертолет потерял инерцию движения вперед и камнем валился на землю. В свободном полете тело стало легким, а перед глазами очутился квадратный иллюминатор с синим, видимым до самого космоса небом.
Он почти парил в невесомости и думал, что слайды бы с Августой хорошо смотреть на этом фоне…
Мысль о побеге у него возникла сразу же, едва он поднялся со стула и, ведомый конвоиром с резиновой дубинкой, ногой распахнул дверь вагончика. Нужно было не спускаться по ступеням, а прыгнуть с порога на землю и сразу резко в сторону, мимо штабелей бруса… Но едва дверь растворилась, как он мгновенно получил удар по лбу и голове. На несколько минут пропали всякие мысли вместе с сознанием. Он очнулся уже в другом, приземистом вагончике без окон. Его распинали на стене, растягивая руки привязанными к ним веревками. Пол качался, все плыло перед глазами, ноги подламывались. Кто-то облил его водой из стеклянной банки, в голове посвежело, но лоб и макушка оставались каменными. Перед ним было четверо. Двоих Русинов уже знал – порученец генерала и тот, что вытащил его из постели. Двое других – парни лет по тридцать, автоматы в руках, как игрушки…
– Что, Мамонт, оклемался? – участливо спросил порученец и поднес стеклянную банку к губам. – Жажда мучает… Ну, пей, пей, дорогой… Едва Русинов сделал глоток, как порученец вдавил край банки в рот, разрывая уголки губ:
– Говори быстро! Кто водил тебя? Куда? Ну?! Резко отнял банку, выплеснул воду в лицо:
– Ну? Не слышу! Громче!
Ничего не услыша, обеспокоенно взял дубинку, постучал по ладони:
– Мне жалко тебя, но голову надо поправить. С одного раза ты не понял… И начал бить скользящими, обжигающими ударами по голове. Эта острая боль привела Русинова в чувство лучше, чем вода. Порученец знал, что делал – мозги не выбивал, но кожу с головы, кажется, снимал пластами. Он не ожидал такой жестокости и дерзости, не мог предположить, что применят сразу самые крайние меры. Видимо, они просто иначе не умели и не могли.
Порученец передал дубинку тому, что вывел из дома. Этот был специалистом по животу – бил только по печени, по ребрам и торцом дубинки в живот. После нескольких ударов Русинов не выдержал, ноги подломились, и он обвис на веревках. Несколько минут он дышал через раз, перетерпливая боль. Ему всегда казалось, что он очень крепкий на удар, тут же почувствовал, что начинает раскисать: в глазах красно, вот-вот потеряет сознание. И не хватает воздуха.
Надо было что-то менять в поведении, иначе забьют. Партизанское молчание – не выход. Еще один сеанс – и будет не пошевелиться от боли, не то что бежать.
– Снимите, – попросил он. – Буду говорить…
– Вот видишь, Мамонт, вставили ума, – благодушно сказал порученец. – А говорят про тебя – рассудок потерял! Какая глупость!
Двое с автоматами развязали веревки, спустили со стены. Русинов сел на пол, привалился спиной к железной стенке, расслабил мышцы. Он не знал еще, что говорить, и придумывал спонтанно, на ходу. Генералу нужно что-то показать, куда-то его повести – вот главная мысль. Ехать по дорогам, кружить в горах, как бы повторяя путь, куда его возили. А там – будь что будет. В дороге расслабятся, слетит агрессивность, может, потеряют бдительность…
– Зови генерала! – приказал порученец одному из автоматчиков.
Через несколько минут в вагончик вошел Тарасов с початой бутылкой водки и стаканом.
– Выпей, Мамонт, – предложил он и плеснул в стакан. – Извини, брат, иначе не могу. Ты же понимаешь, сейчас полный беспредел в государстве, потому и такая методика.
Русинов выпил – пусть думают, что сломали, покорили…
– Не ожидал, что так круто со мной, – откровенно признался он. – Как в гестапо…
– Я понимаю, Мамонт, ты человек авторитетный, – признал генерал. – Но время такое, авторитеты не в моде. Важны деловые отношения. По этому поводу мы в другой раз поговорим, а сейчас давай о деле. Где ты был? Что тебе показали?
– Был в пещере, – признался Мамонт. – В какой – не знаю, возили с завязанными глазами. Но засек примерное направление и время езды.
– Ну вот, а говорят, Мамонт дурак! – засмеялся генерал, – Кто возил?
– Не знаю… Пришли под утро, как ваши сегодня, завязали глаза, повезли…
– А почему тебя повезли? – мгновенно уцепился генерал. – Почему не меня?
– Я их достал…
– Кого – их?
– Сказать трудно, – медленно проговорил Русинов. – На мой взгляд – какая-то международная мафия.
– Международная!
– Да… Но не европейская. Скорее, азиатская – Иран, Ирак…
– Любопытно, но все потом, – обрезал генерал. – Как ты их достал?
Русинов посмотрел ему в лицо:
– А так же, как ты. Современная методика… Иначе нельзя. Взял троих заложников.
– Так… Далее?
– Поставил ультиматум, чтобы показали сокровища.
– Неужели ты рисковал, чтобы только посмотреть на сокровища? – опять засмеялся генерал, что означало его недоверие. – Я понимаю, ты идейный…
– Нет, еще руками пощупать…
– Пощупал?
– Да…
– И ничего не взял?
– Взял, девять килограммов…
– Что же так мало? – изумился Тарасов. – Мужик ты здоровый, и больше бы унес!
– Я брал только алмазы.
– А-а! – восхищенно протянул генерал. – Соображаешь. Девять килограммов!..
– Столько вошло в рюкзак…
– Где содержались заложники? – вдруг резко и быстро спросил он.
Русинов молчал, лихорадочно соображая, какое назвать место: все легко проверялось.
– Где содержались заложники? – повторил он с расстановкой, предчувствуя, что поймал на лжи.
– Я бы не хотел называть людей, – медленно произнес Русинов. – У тебя же не команда – головорезы.
– Твоих людей не тронут, – заговорил генерал. – Мне некогда!
– В шведском представительстве фирмы «Валькирия».
– Значит, с Афанасьевым работали на пару?
Русинов промолчал.
– Где алмазы?
– Теперь уже далеко…
– Кто вывозил?
– Афанасьев, на вертолете. В обмен на заложников. Генерал налил водки, подал Русинову:
– Выпей для храбрости. А то сейчас в обморок упадешь.
Русинов допивал водку, когда Тарасов вкрадчиво спросил:
– Теперь ответь мне на главный вопрос: почему остался здесь? Почему не улетел с Афанасьевым?
В голове замелькали ответы – из-за Ольги, из-за кристалла, оставленного здесь, из-за жадности…
– Хотел повторить операцию.
– Понравилось, да?
– Когда ты побываешь там, тебе тоже понравится…
– Ладно, ближе к делу, – решил генерал. – Можешь нарисовать, как ехал?
