В рюкзаке среди продуктов лежал батон колбасного сыра, завернутый в газету «Куранты», на которую Русинов сколол иглой карту «перекрестков Путей», уточненную после признания Ивана Сергеевича в том, что топооснова халтурная. И отдельно, на оберточной непромокаемой бумаге, была вычерчена координатная сетка. Пропитанная маслом, бумага почти скрывала след тончайшего карандаша, однако сложенная по определенным точкам с газетой, на просвет давала более или менее нормальную картину. Кроме того, «легально» в рюкзаке лежало с десяток листов двухверстных карт, с которых был снят гриф секретности и которые продавали теперь в киосках. Поэтому уликами могли стать лишь газета и оберточная бумага. Конечно, если бы все это попало в руки Службы, конспиративные хитрости Русинова с блеском бы провалились: камуфляж был рассчитан на милиционеров, на местных сотрудников Службы. Поэтому Русинов убрал и перенес с координатной сетки все цифры на отдельный листок, который постоянно носил при себе. В этой самодеятельной экспедиции не было криминала, клады можно было искать где угодно. Русинов опасался за свое открытие – карту «перекрестков», которая давала возможность целенаправленного поиска. Если Институт, эта «птица Феникс», вновь возродился из пепла и теперь на новой экономической основе ищет «сокровища Вар-Вар», для них эта карта – молниеносный успех. Шведы не пожалеют денег, вооружат фирму авиатехникой, суперсовременным оборудованием, и Савельев с компанией за месяц отработает все «перекрестки» и найдет тот, единственный, из двенадцати тысяч. И если Служба засечет его путешествующим как автотуриста, то, разумеется, ни в какую легенду не поверит и начнет за ним слежку, а при случае устроит еще один обыск. К тому же, если бы было точно известно, чья это Служба. Смотря на какую нарвешься: свои, российские, может, еще пожалеют или постесняются давить силой, а чужие особенно церемониться не станут – возьмут живьем, нашпигуют уколами, и сам все расскажешь. Такого безразличия к психотропным препаратам, как у Авеги, у простых смертных нет. Поэтому Русинов как бы халтурил сам для себя – старался не запоминать координаты точек и вообще забыть принцип и идею «перекрестков Путей». Карту, или хотя бы какую-нибудь одну из трех ее частей, он успел бы уничтожить. Однако в машине находились две важные вещи, которые не подлежали уничтожению ни при каких условиях. Нефритовая обезьянка, закамуфлированная под медвежонка, была обряжена в кожаные штанишки и куртку, которые Русинов сшил сам, и подвешена в качестве талисмана на крепких капроновых растяжках около зеркала на лобовом стекле: всегда на глазах, да и вдруг на самом деле поможет ему древний арийский божок? Труднее было с кристаллом КХ-45, без которого можно было не отправляться в эту экспедицию, ибо на то, чтобы отыскать точку «перекрестка Путей» на местности – одну точку! – потребуются годы.
Человек получил разум и способность мыслить, но вместе с тем утратил те возможности и способности, которыми очень даже просто владел весь животный мир. Звери совершали переходы в тысячи километров, точно зная, где есть корм и условия существования, рыбы безошибочно находили путь к местам икромета, и птицы, родившиеся на Севере и никаких земель, кроме родины, не знавшие, отлично «помнили» дорогу на юг и место зимовки. Человек же вместе с разумом ослеп и разучился ходить по земле; он стал блудить в пространстве, как ребенок, потеряв всякую чувствительность к пунктам ориентации. Конечно, утратил не сразу, а постепенно, и его скорость «ослепления» была прямо пропорциональна проникновению ума в тайны и загадки природы. Чем глубже человек познавал явления и процессы, происходящие в окружающем мире, тем мир этот как бы все жестче мстил ему, отнимая природные способности. Последней каплей стало для человека открытие таинства строения атома. Произошло короткое замыкание, от вспышки которого разум прозрел окончательно, но ослепли чувства единения с природой. За все следовало платить…
Первые кристаллы поколения КХ-40 были очень дорогим удовольствием, поскольку выращивались только в космосе, на станции «Салют», и использовались в приборах самонаведения крылатых ракет. Один кристалл заменил десятки килограммов аппаратуры, причем сложнейшей, и, естественно, был засекречен, имел собственный самоликвидатор, так что, не зная специального кода, его и похитить-то было нельзя, а точнее, невозможно было открыть вакуумную капсулу, где он хранился. Раздавался негромкий хлопок, и на ладонь вместо кристалла сыпался серый, невзрачный порошок. Первые КХ-40 можно было держать лишь в вакууме, поскольку на воздухе они в течение месяца истаивали, превращаясь в ничто, как искусственный лед. Зато второе поколение кристаллов – КХ-45 было много устойчивее к земной среде и выдерживало ее до года.
Вся магия кристалла заключалась в том, что он «чувствовал» магнитные силовые линии Земли и точно находил благоприятный и оптимальный путь между ними. Крылатая ракета, снабженная таким чувствительным глазом, уходила от радарных полей, не реагировала ни на какие радиопомехи и магнитные бури. Специально для Института был изготовлен прибор с кристаллом КХ-45, который должен был заменить лозоходцев с их рамками и чувствительными руками. Но сами лозоходцы противились новшеству, как могли, ибо теряли свой кусок хлеба и свое полузагадочное, не от мира сего, существование. В их руках экспериментальные приборы беспомощно врали, кристаллы часто превращались в порошок от неосторожного вскрытия вакуумных капсул, и специалисты-инструкторы научного учреждения, чтобы не актировать самоликвидацию, приносили в Институт свои, «левые» капсулы с кристаллами, не имеющие обязательного регистрационного номера.
Кристалл КХ-45 был спасением экспедиции, но одновременно и самым уязвимым ее местом. Капсула из нержавеющей стали была небольшая, размером с чайный стакан, и Русинов запаял ее в нижний бачок радиатора. Вся беда в том, что скоро этот тайник для нее уже бы не пригодился, потому что на первом же «перекрестке Путей» вынутый из капсулы кристалл невозможно было поместить назад: требовался специальный вакуумный агрегат, достать который было невозможно. Поэтому срок службы кристалла после извлечения на свет Божий измерялся десятью-двенадцатью месяцами, а надо было проехать и пройти с ним не одну тысячу километров. Кроме того, существование самого кристалла в личной собственности было законным основанием для задержания и ареста: он один из немногих вещей в России пока еще не стал предметом купли-продажи и составлял государственную тайну стратегического значения.
Загадка древних путей человека, путей миграции зверей и птиц состояла в том, что, передвигаясь на земле с севера на юг, с востока на запад, а равно и в обратном направлении, они не задумывались об ориентирах. Они шли, повинуясь законам сансары. Это было единство всей природы, несмотря на все многообразие форм существования жизни. Они изначально знали, как пройти по земле и не попасть ни в ловушки, ни в катастрофы, найти пищу, воду, кров, а если нужно – целительные травы и корни. Знание путей хранило им не только жизнь и свободу, но и как бы позволяло исполнять все предначертания рока. Пути земные имели свои параллели с путями небесными, судьбоносными, отраженными как бы зеркально. И если ты по какой-то причине – чаще всего от болезни или старости – утерял эту способность – находиться в постоянном створе путей земных и небесных, то можешь угодить в лапы хищнику, сорваться в пропасть, умереть от безводья и голода. Суть открытия, сделанного в лаборатории Русинова, заключалась в том, что все пути как бы скользили в «спокойном» пространстве между магнитными силовыми линиями и полями, мимо магнитных бурь и штормов, находили лазейки между множеством озер, проходы в непроходимых горах, воздушные коридоры над морями и озерами. И потому древний человек знал, когда можно отправляться в путь, и не трогался с места, даже если был попутный ветер, ибо без всякого прогноза погоды ему было известно, что к обеду начнется шторм. Потому лебеди оставались вдруг дневать при ясной погоде, а зверь загодя наедался и ложился в чаще переждать непогоду. Атавизмы этого предчувствия, наверное, оставались еще у Колумба и Семена Дежнева, у Ермака и Афанасия Никитина, по только атавизмы. Колумб сразу бы «признал» Американский континент и не принял его за Индию; Ермак бы «знал», что нельзя в этот день выходить из походного шатра, ибо его поджидает опасность и смерть.